не так давно мама сказала мне, что не хотела бы, чтобы её сын влюбился в такую, как я. что ж. не знаю, как объяснить, что нет в мире человека, которому я готова подарить вселенную внутри себя. а на меньшее я не согласна.

я не хочу отношений ради отношений. поцелуев на людях, пустых разговоров и переписок. я не хочу видеться каждый день, делать совместные фотографии, ревновать, ругаться по пустякам. не хочу, чтобы пытались меня переделать.

если касаний слишком много, они теряют свою ценность. равно как и слова. меня бесят цветы и шоколадки, километровые пожелания спокойной ночи. это всё пустое. всё по программе, как будто по инструкции.

я думаю, что любовь - когда после секса чувствуешь себя чище. такое себе маленькое таинство исповеди. я не хочу, чтобы мне говорили, что я странная и сумасшедшая. потому что со мной всё в порядке. потому что я хочу, чтобы меня попытались понять. обоюдное познавание друг друга.

в противном случае - это всё пустое.

люди иногда приходят ко мне в очень неподходящие моменты, когда я просто скукожено и одиноко хочу сидеть на угловом крае своей кровати или молча наблюдать за облаками в оконце универа. при этом вместо увлекательного разговора, которым простительно перебить сессию моего уединения, начинается бесполезное перебирание слов, истории абсолютно неинтересные, глупые, баянистые, зажеваные десятый раз пластинки и прочие формы вербальных извращений и наказаний. в такие моменты я стараюсь сбавить напор поднимающегося внутричерепного давления простым пропусканием колебаний звуковых волн мимо ушей, но поскольку я не стремлюсь заставлять людей чувствовать себя ненужными и скучными, то приходится выдавать универсальные реакции и периодически ловить хоть одно словцо из предложения, чтобы не терять траекторию разговора.
к чему весь этот этюд?
самое противное в таких ситуациях не микроскопическое горе интроверта, даже не дискомфорт от прослушивания очередных приключений людей в погоне за хлебом на полках магазина или кашле у соседского ребенка, а мое ощущения стыда и вины, чтоя не хочу их слушать. я сгораю от неудобства, ведь я притворяюсь, что слушаю, пренебрегаю искренним желанием кого-то поделиться со мной этими мирскими пустяками. горю от нетерпения, ведь всегда хочется окончить акт страдания в подвешенном состоянии, когда не можешь ни думать, ни слушать, ни говорить, а лишь с нервным подергиванием конечностями ожидаешь, когда вновь сможешь закрыть свой кокон и вызвать всех сотрудников пограничной службы для охраны личных границ.

я встаю в 6 утра, умываюсь, раскладываю коврик для йоги и начинаю свою утреннюю практику
сегодня третий день и
впервые утро не кажется мне таким невыносимым, я больше не чувствую, что устала сразу после того, как проснусь.
и, я не знаю как, но все эти, казалось бы, глупости действительно работают лучше, чем любые таблетки. время 11 утра, а я уже сделала всю работу, на которую прежде мне нужно было потратить несколько дней.

И я бы пал, как все другие,
Но я не мог - позволить себе пасть.
Менялись люди, стороны, твердыни.
А я вставал, стоял и продолжал стоять.

Не помню цели своего упрямства,
Но помню у всего есть цель.
И я в цепях для твоего коварства.
Твоё коварство - мой любимый хмель.

Побед я видел больше, чем историй.
И грош цена историям побед.
И я бы пал, как твой последний воин!
Но я не твой, а значит - смерти нет.

Самое ужасное чувство в моей жизни: очень-очень хочется домой, но ты уже дома.

Нет, это не те же грабли.
Смотрите, у них немножко другая форма ручки и зубчиков на один меньше.
Да и я уже совсем не тот, что раньше.
В этот раз, конечно, будет не так.

сейчас модно любить никчемных людей с мерзким налетом загадочности, который на деле оказывается полной хуйней?

Когда в восемь лет градусник показал температуру 38,8 мой папа так перепугался, что завернул меня в несколько одеял и велел лежать и смотреть Джетикс. Тогда же он заботливо заваривал мне чай, резал твёрдый сыр квадратиками, как мышонку, и подкладывал на пол подушки, на случай, если во сне мне вздумается упасть.
Когда в 13 лет температура тела перевалила за 39, мама всю ночь пыталась то согреть, то остудить меня грелками, компресами и мокрыми холодными полотенцами, а утром кормила бульоном. Потом я ещё несколько дней провалялась дома в компании собаки, что заботливо облизывала мне руки и сопела под боком.
Когда в прошлом году я простыла, мне налили боровичку, поцеловали в лоб и послали отдыхать, отпустив с работы пораньше. А когда на следующий день я была не в силах подняться и пойти на пару, и лежала в полубреду в постели, такие родные и такие бесячие в тот момент люди запихивали в меня лекарства, поили чаем, натирали тело уксусом и заставляли мерять температуру.
Сейчас осень. Деревья уже запеклись от трех месяцев палящего летнего солнца и потихоньку расстаются с золотистыми листьями. Ветер лезет своими скользкими холодными пальцами за воротник старой куртки, волосы никак не хотят уложиться во что-нибудь прилично-аккуратное. От осенней хандры меня спасают красивые улыбки, шарфы и литры горячего чая, и то не всегда.
Я постоянно контактирую с болеющими людьми. Обнимаю кашляющих, ношу апельсины шморгающим, целую в лоб вечно мёрзнущих. Пронырливый вирус цепляется своими клешнями за всех… Кроме меня.
Полагаю, мой организм в курсе, что этой осенью о нем некому позаботиться. Подумал-подумал, прикинул, что дело не шуточное, и решил не болеть.

Последние три недели живу спустя рукава. Читаю работы одного автора. Одну за одной. Живу где-то там, а не где-то здесь. И как-то все больше в себе, чем вне.
Мне никто не нужен. Это не бравада. Это, кажется, взросление. Взрослеть не страшно, когда ты уже попал в водоворот времени; страшно смотреть с высоты.
Страшно, когда тебе 17, и ты на плоту несёшься по устью вниз вниз вниз. И черт знает, что там.
Холодно. Горячо. Холодно.
А когда тебе 22, и ты уже намок, продрог и выдохся, тогда не страшно. Тогда уже ничто не страшно. Страх видится иллюзией, обманкой, защитной реакцией на правду.

Хватит себя убеждать. В конце концов чувства никуда не исчезают. Они истлевают.
От пожара, который не можешь контролировать, остаются маленькие угольки, но остынут они когда-нибудь до конца - тот еще вопрос.

В итоге у меня внутри тлеющий уголь. Противно так, и хочется чтобы он наконец догорел.