Если я начну говорить про него, Вы сразу узнаете эту историю. Засим не стану этого делать, потому что всё, что хотелось бы сказать, признать даже, это то, что внешность обманчива. Как много об этом говорили верно? Как много слышали, но глаза всё судят и ведут свою зрительную игру. Чтобы быть настоящим психологом, чтобы хорошо понимать людей, нужно копать куда глубже, чем жалкая обложка книги. Ваша так любимая искусственная оболочка человека. Яркая обложка. Обертка. Они бывают потрепанными, бывают чересчур красивыми, а могут быть донельзя простыми, при этом имея космос внутри.
Могу сказать, что обложка моей книги была немного не для меня, отталкивала. Но отталкивала она пожалуй тем, что притягивала к себе. Идеальная обложка. Статная, не слишком твердая. Казалась на страницах этой книги живет только лишь сказка. И я похоже был прав, в ощущениях, что покупать её не стоит. Но кстати говоря, именно эта ошибка и дала мне повод разглядеть за чистой, немного пустоватой обложкой — трагичный жизненный сюжет, внутри красивые фразы, мудрые размышления и новую жизнь.

А потом придет осознание что Вы её знаете. Словно прочтенный когда то давно любимый томик Монте-Кристо. Любая другая любимая книга. Как угодно. «Я даже не хочу читать конец, потому что итак его знаю!» -скажете Вы. Послушайте, никогда так не делайте, ибо у каждого человека, у каждой книги есть свои секреты, есть причины для всего, и всем людям нужна какая-никакая помощь. Даже если они вам сами этого не говорят, посмотрите им в глаза. Что Вы увидите? Нахальную гордость? Или просьбу о любви? Никогда, повторяю никогда не судите поспешно. Никогда не судите по первым строкам, никогда по обложке, даже столь небольшую мелочь как книга, я сейчас подразумеваю под этим словом еще и многогранное существо — и имя ему человек.
Может пройти ещё множество времени с того момента как Вы скажете это самому себе. Что знаете книгу, что читать дальше нет смысла, она не удивит, не преподнесет захватывающей развязки. Вы бросите её пылится, а может в ящик стола, или того хуже подарите кому - нибудь. Книга потеряется. Сюжет её резко изменился, просто ушел от действия разворачивавшегося в первой части. А может просто расцвел в других руках. Это была не последняя её часть. И она могла быть бесконечно долгой. И не горько ли будет тогда? Западало обронив печаль о том, что бросили и не прочли до конца.
Одну печальную историю о спасении…

В этом городе так много чужого, и запахи вечно кричат, что они не твои. Он никогда не будет родным. Он один из многих, прочих. Как и Мы. Да, это к лучшему. Здесь не ходят босиком, как Мы ходили по площади. Здесь все совсем не так. И дышать не свободно. Злой город. И я зол, что не уберёг.
Как много раз ты пытался быть ближе, не так как другие, не телом, а больше душой, как то по своему, только тебе известному.
Не видеть в упор смотря. Не просить, молчать. Не говорить, слушать. В этом вся горькая истина. Вот бы и ты успел раздеться до морального скелета, перестав прятать полные желания в себя. Стали бы Мы равны в тот момент? Даже в смерти не спрятать отовсюду торчащие кости.
Я буду жить вечно, пусть это та ещё мука, а вот ты был не из тех героев, что способны выдержать всё до конца.

Холодает. Я вновь предаюсь/ греюсь воспоминаниями. Боль вместо глинтвейна, вместо меня - Она.

Напиши ему письмо в никуда. Без адреса, но с адресатом.
Так много нужно сказать, так мало можно сказать…
Стоит взять черный, и почерк кардинально меняется, едва ли к лучшему, но эти начертания больше всего походят на те, во времена писем из детского дома. Всё те же, изъеденные временем листы.
Я пишу, хоть и отправлять больше некуда. Это похоже на неизбежность.
У вечности есть свойство - играя, соединять далёкое, и уносить их по реке незыблемости бытия. Нечаянно казалось, что я хотел вернуться, но уже другим существом. Туда где есть адрес для твоих писем.

Раскаленным железом разливается по коже, смыкаются зубы. Эта помять, она жива вечно, пусть даже и болью оставив свой след. Ближе неё у меня больше нет. Ты не оставил.

Ему нравились мои отметины, знаки на заблудшей душе. От маленьких шрамов, к шахматной доске на шее. По рукам, и ему было мало. Он принадлежал мне, но не я ему. Так ли это было нужно? Даже по прошествии лет не могу ответить.

Когда он грустил, его кровь была соленой. Не переношу соль. Он зализывал раны — я тонул. Он приручал меня, что бы увести в свой мир. Почему ты не желал остаться в моем? Мы вечно потакаем не тем сторонам себя. Я был тенью этого мира, без отражения в зеркале, и не мог ничему научить. Один оживал, когда умирал другой. Это не было секретом. Иногда я рад, что мои желания не осуществимы. Без них не было бы этих, горько сладких воспоминаний. После того как тебя не стало, мы всё еще вместе, ты всё ещё верен мне, друг.

Как вчера. Как сегодня. Как через тысячи лет.