Самолеты взлетают каждые двенадцать минут. Разрезают серое, мутное полотно и столп непрекращающегося ливня. Низко воют и оставляют за собой светлую полосу на небе и какое-то необъяснимое чувство в груди: сорваться бы за ним - в небо, утонуть в мягкости серых облаков и встретить свой последний рассвет с выжженными от солнца ресницами.

Телефон с включенным секундомером лежит на моих подрагивающих коленях, а я смотрю на сменяющие друг друга цифры. Секунды бесследно исчезают в своём бесконечном беге, и я чувствую, как драгоценное время проходит мимо: не успевая показаться, проскальзывает сквозь каждую мою конечность и миллиметр тела, позволяя почувствовать напоследок, каково это - терять время.

В голове хаос из мыслей, а грудь рвет от ненужных чувств. Всматриваюсь в белую полосу на небе до боли в глазах и проступающих слёз, словно делая вид, что вот-вот что-то изменю. Ни черта. Прикладываю холодную ладонь к ребрам, давлю, усиленно тру воспаленное место, почти что деру на себе клетчатую рубашку, только бы что-то почувствовать, только бы избавиться от того, что так болит.

Но я принимаю свою тоску. Селю её в укромном месте под левым ребром, сшиваю холодными пальцами и никого к ней не подпускаю. Она давит на покатые плечи, целует в выпирающий седьмой позвонок на моей шее и ледяной ладонью отворачивает моё лицо от собственного отражения на железном навесе крыши.

Самолеты взлетают каждые двенадцать минут. Я вздрагиваю, вслушиваясь в утробный голос двигателя, и закрываю глаза, крыльями расправляя худые руки и кружась против часовой стрелки. Тоска целует мои серые веки и запускает пальцы в спутавшиеся на затылке волосы.

Она обнимает меня, и я впервые понимаю, что от её платья пахнет дождем.

-девочка, кто ты ему?

пора прекратить эти попытки. он никогда не станет тебе ближе. будем считать, что в сегодняшнем сне ты с ним попрощалась.

к 20 годам справляться с безответной любовью легче - ни тебе истерик, депрессий, ни слез. ничего. только грустно и пусто очень.

я становлюсь сильнее, жестче, разумнее. даже хладнокровнее, если хотите.

осталось стойко выдержать эти две недели и "здравствуй, лето" для меня

Моя жизнь начала меняться в лучшую сторону, когда я перестала просить и начала быть благодарной. Я благодарю Бога за все, что у меня есть в общем и за каждую мелочь в отдельности утром и вечером (спасибо, что я проспала и все равно не опоздала, и за то, что все мои родные живы и здоровы). Я благодарна кондукторам, которые улыбаются мне и больше не злюсь, когда они не в духе. Я благодарна тем, кто рядом со мной и больше не прошу вернуться тех, кто ушел. Я благодарна за здоровое тело и больше не корю себя за неидеальный нос или широкие бедра. Я благодарна за любовь и время, которые у меня есть и больше не прошу вдохновения, а ищу его во всем, что меня окружает.
И не то, чтобы у меня после каждого такого "спасибо" становилось чего-то измеримо больше. Но я чувствую, как счастье вокруг растет и множится. В этом и есть наша сила, не так ли?

Хотя я злюсь, я люблю людей, которые приводят меня в замешателство. Потому что они заставляют искать ответы и, как следствие, развиваться.

Сегодня в автобусе наблюдала милую картину: приятный мужичок лет под 45, с виду абсолютно адекватный, делился со всеми, кто был готов его слушать, своим мнением о гомосексуализме. Этот господин говорил, что все педики — зло и исчадия ада, что за нетрадиционную ориентацию нужно сажать в тюрьму, причем желательно, чтобы она находилась где-нибудь подальше. Он говорил, что он не разрешает своим детям смотреть американские сериалы, ибо там одни гомики, и так далее. Причём все это он говорил без мата и стройными предложениями, но с такой ненавистью, что у меня аж дух захватило. И весь автобус слушал его, ловил каждое его слово, и в глазах людей светилось абсолютное согласие с ним.

Пиздец. Он говорил, мол, это противоестественно, и скоро мы все вымрем, потому что поголовно станем геями. Я просто не знаю, смеяться мне или плакать, если честно. Потому что я бы предпочла гибель всего рода человеческого от толерантности и способности принимать чужой образ жизни бесконечному воспроизведению радикальных экстремистов. Да и, если честно, я смутно себе представляю, как можно насадить ориентацию.

Говоря об этом и опять ссылаясь на слова этого мужичка об американских сериалах, я лично вижу в стремлении понапихать чуть ли не во все фильмы/сериалы однополые отношения желание словить хайп на этой обсуждаемой теме пополам со стремлением показать ещё подрастающим и только осознающим свою особенность подросткам, что они никакие не уроды и не ошибки природы, что они такие же члены общества, как и гетеросексуальные люди. Что в России, кстати, актуально. А вот эти кудахтанья на тему "они хотят сделать моих детей геями" просто смешны, на мой взгляд. Твой ребёнок либо возбуждается на свой пол, либо нет. И это абсолютно не зависит от того, смотрит он фильмы с однополыми отношениями или нет.

И меня действительно очень удивило и задело, что собравшиеся в автобусе люди абсолютно разных возрастов и социальных групп были так единодушны в своей ненависти. Потому что, чёрт возьми, по-моему, человек может придерживаться абсолютно любых принципов и образа жизни, пока это не несёт ВРЕДА окружающим. Только свобода другого человека ограничивает его свободу. И ограничивать её своими представлениями о правильном глупо, потому что для каждого это самое правильное — своё.

Некоторые люди как будто говорят: относись ко мне проще, ты же видишь, какой я мудак.

Расстроилась, выплакалась, забила. Почему нельзя было сразу начать с третьего пункта?

Мои родители получали много любви друг об друга, но редко делились ею с кем-то еще. Папа приносил маме завтраки в постель на подносе с букетом живых цветов и какой-нибудь книгой ее любимых стихов. Каждый раз, когда на площади играла музыка, папа кружил маму на руках и обсыпал комплиментами, а она громко смеялась и придерживала руками юбку, чтобы та не улетела вверх. Мама всегда получала то, чего хотела и никогда об этом не просила - достаточно было просто сказать "как мне нравится это платье" и платье по волшебству оказывалось в подарочной коробке у нее на туалетном столике в тот же вечер.
Но вот когда папа потерял все, что у него было из-за собственной глупости, мама ни единым словом его не упрекнула и долгое время украшала перловую кашу сердечками из помидоров, которые стала выращивать на окне. Папа знал, что ему доверяют и имел свободу делать ошибки.
До сих пор он ворует цветы для мамы у соседки и кружит ее на площади, а она так громко смеется, что я даже тут иногда слышу этот радостный звон.

Я знаю, что этим отношениям придет конец, но я зачем то наблюдаю за этим разрушением, вместо того, чтобы уже все закончить и сказать - прощай, мне было с тобой хорошо.