Всех колбасит, все расстаются, переживают: Оля, Марс с Деном, Марина, у Адельфоса тоже проблемы с учебой, но меня не волнуют другие. Я не нахожу в себе сил слушать, отвечать даже тем, кто дорог, бессердечно ложусь спать, ухожу, опускаю глаза. Сегодня именно моя жизнь рушится. Я не понимаю, что мне с ней вообще делать. Утро: испанский готов, все сделано, я довольна и радостна, хотя и не закрыла долги. Леня написал, все здорово, в электричке мне не нужно второпях доделывать что-либо, я спокойно переписываюсь, отвечаю на звонок Робеки и уделяю несколько минут ему. Радостность постепенно спадает от того, какой оборот принимает изначально невинная переписка. Хочется протестовать. Мне ведь так мало нужно! Просто будь, а? Что, так сложно? Мне стыдно за то, что я сделала, стыдно за то, что я ничего не изменить, на секунду я поддаюсь уговорам и думаю: «ладно, пересплю с ним еще раз», но потом представляю, как исповедуюсь в этом, и понимаю, что нет, катастрофическое нет! Что это неприемлемо теперь. Вспоминаю, как из его слов формировалось мое представление о том, чем я должна быть, как долго я металась, будучи не способной найти в себе сил на то, чтобы соответствовать. Годы, нескончаемые шизофренические разговоры с самой собой, рассуждения о раздвоении личности, о первой и второй, об общественном, в котором изначально важно было только его мнение, и моим внутренним, субъективным. Мне не хватало объяснений, не хватало причин, а когда я их нашла, уже не хватало силы воли. Я одна. Беспомощна. Слаба. Он пишет, что это бессмысленно, а я вспоминаю, как молитвы, произносимые вслух, жгут меня изнутри, соприкасаясь с несоответствиями в моей жизни. Я вспоминаю, как думаю про себя: я хочу быть такой-то, делать то-то и то-то, а потом забываю. Молитвы, если бы я читала их каждый день, как следовало бы, напоминали бы мне ежедневно о том, к чему я стремлюсь, в нужных формулировках, в нужной форме, благо я читаю на русском, а не на цирковно-славянском. Он говорит: это все херня бесполезная, а я сокрушаюсь о своем нерадении. Он говорит: существование Бога абсурдно, а мне жаль, мне только лишь жаль, что он живет без_Бога. Я стараюсь не брыкаться, не быть грубой, я обдумываю ответы, я стараюсь быть тем, кем должна быть. Во всем. А потом срываюсь, ныряю с головой в прошлое, чего нельзя было делать ни в коем случае.

Первая пара. Филология. Аня немного опаздывает и сидит не рядом. Я стараюсь внимательно слушать, но состояние остается, иногда залипаю. Один из народов, населявших Италию до распространения Рима: кельты. Я говорю, что мне они почему-то очень интересны. Из первых лекций по истории испанской литературы пока что еще ничто не заинтересовало меня так, как эти странные ребята, со своими рунами, символами, с их магией. Мне интересны германцы, эти варвары, пришедшие и добившие разваливавшуюся Римскую Империю со своими двуручными мечами. О них я почти ничего не знаю. Они – войны, у них была алхимия, откуда-то оттуда пошли драконы, принцессы, рыцари. Хотя последнее, как мне сейчас кажется, является совместным европейским творчеством. Придумали же, рыцари! Я ничего не знаю, но мне хочется окунуться в мир германской мифологии, понять, что она символизирует, мне хочется в пусть и пессимистичный, но мир, более грубый, резкий, мир волшебный, а не куртуазный, мир войнов, а не изнеженных толстяков с их замысловатой любовной лирикой, пышащей пафосом, пампой, сладострастием, но никак не любовью. Может статься, что мне сейчас и вовсе ничто не будет интересно, но все понемногу, и это убивает. «Мне сейчас они очень интересны» - «вы ошиблись кафедрой». А если я и правда ошиблась кафедрой, если мне лучше на следующий год пойти снова на первый курс к германистам, изучать немецкий. Мама тут же меня поддержала, а вот уже сейчас я ничего не знаю, совсем себя запутала. Романские замки изумительно прекрасны, европейская архитектура – вот что мне кажется стоящим пристального внимания, восхищения, трепета. Испания – страна, в которой все время любовь, любовь, любовь. Меня тошнит от любви. В особенности от этой любви. Или все не так плохо, и читать сотни написанных в основном мужчинами книг и стихотворных строчек о том, что они считали любовью, может, это интересно. Меня же вырвет. Сколько противоречий. Здравствуй, шизофрения номер два.

Вторая пара, история литературы, я продолжаю думать о том же, размышляю на тему предстоящей мне курсовой, и что мне брать. Магизм северной Испании очаровал меня, но это единственная ее хоть в какой-то степени германизированная часть. То, что единственное мне показалось достойным внимания, было не из той оперы. Что, если я не на своем месте? Впервые подумала так с тех пор как оказалась в ПСТГУ. А что, если и филфак – не мое место? Продолжила тонуть. Что это? Логика? Здравое беспокойство о своем будущем? Нормальное сомнение? Осенняя депрессия? Или усталость? Недосып? Или это состояние от неопределенности с Сашей? Или это состояние после разговора с Леней? Или потому что я перестала дуть? Или от недотраха? Да какая к черту разница, какие причины?! Я не причастилась в это воскресенье, я думала пойти ближайший к дому храм, но оказалось, что служба начинается только в девять. Я не успевала. Я так и не поняла, что было перед службой. Я не поняла, что это было за безумие с бабушками, вдруг подбежавшими к священнику, согнувшиеся пополам, чтобы поставить голову под евангелие. Многое еще кажется мне безумием. И особенно то, чего я не понимаю.

Третья и четвертая пары. Испанский. Ольга Юрьевна говорит, что все fatal para mi, что я делаю ошибки, которые никто не делает, что с прошлогодней пятерки я скатилась на твердую двойку, что не понимаю субхунтива, согласования времен, ничего не помню. Я действительно ни-че-го не помню. Мне страшно. Мне хотелось плакать. Сейчас уже не хочется. Летит испанский, я не знаю, зачем я здесь, все теряет смысл, но я на автомате, по инерции буду рваться вперед, учить, писать сотни упражнений, лишь бы все вспомнить и освоить язык, не понимая, зачем я это делаю. Зачем я это делаю? Я хочу быть филологом, работать с текстами, анализировать их, писать диссертации? Я хочу преподавать языки? А хочу ли я преподавать литературу? Есть ли хоть что-то, чего я хочу сейчас, кроме бегства, сна и тепла, отдыха? Проваляться целый день в кровати, ничего не делая, только смотря какие-нибудь анимешки с Сашей, ну да, а с кем еще? Это представляется мне раем. Глупость. В бездеятельности нет радости, она – лишь другой вид депрессии. Вся жизнь тогда есть сплошная депрессия, от которой не спастись. Бездействие – депрессия, недостаточное действие – депрессия, полная самоотдача – тоже депрессия. Куда мне спрятаться?

Театр, я сижу, думаю о том, насколько сильно мне не хочется во всем этом участвовать. 10 минут разговора с Адельфосом. Немного полегче. Мне нужно что-то придумать. Мне нужен какой-то выход.

19:49

Для того чтобы не быть одной нужны друзья, нужна любовь. Для того чтобы кто-то любил меня, чтобы кто-то был рядом, нужно научиться сначала отдавать без остатка саму себя, любить без эгоизма, без сосредоточенности на себе, слушать, быть внимательной. Перечитывать то, что написала Софи, перечитывать и учиться соответствовать. Если я буду только ныть, то все потеряю. Я счастлива, что у меня есть друзья, я счастлива, что есть те, кто меня любит, благодаря им у меня есть силы, чтобы справляться со своей жизнью. Но нельзя только брать. Нужно давать тоже. Нельзя критиковать. Нельзя быть навязчивой, нельзя, столько всего нельзя. Хочется послать… Агр. Я найду. Я обязательно найду все, что нужно. Маятник качается из стороны в сторону. Сегодня дерьмово, но будет хорошо, будет снова так хорошо, что сердце с трудом будет вмещать всю мою любовь.

Вчера были моменты. Сегодня немного состояния. Проснулась, почти сразу начала бесконтрольно вспоминать вчерашний вечер, себя, такую счастливую, стеснительную. Не хотелось прерываться, отпускать. Объятия стали особенными. Сейчас хочется еще, хочется вернутся, хочется продлить еще на пару-тройку долгих мгновений. Спросонок события в голове воспроизводятся целиком и полностью: со всеми ощущениями, с тем, когда каждая частичка тела тянется и стремиться к другому, с тем, как все остальное не существует.

Больше мне не нужно ничего анализировать. Вчерашний вечер был настолько полон безоговорочной любви внутри меня, любви яркой, глубокой, радостной, любви полной, как грозящая выйти из берегов полноводная река весной, любви светлой, не пропускающей ко мне, словно шлем, никаких бед, соблазнов и страстей; любви без конкретного адресата, но любви ответной. Меня наполнили, и теперь из моего сердца лучился свет на моих людей.

День. Думаю: заслужила ли я часок-полтора на болоте? Соскучилась по Саше, хочу увидеться с Гошей, хочу хоть немного выбраться из обязательного и отдохнуть, чуть-чуть поиграть, хочу пройтись по Тверской, по Александровскому саду, прогуляться по мосту. Я так радуюсь от того, что теперь выбираюсь на Арбат, на Новокунецкую, выбираюсь в центр, к своим любимым родным улочкам, и регулярно. Обдумываю то, что буду говорить на исповеди, сомневаюсь, и все-таки решаю съездить на часок-полтора на болото. Счастливая, иду со своей замечательной музыкой по местам, которые, кажется, только с далеким началом подросткового возраста и ассоциируются, ведь последние несколько лет меня там совсем нет, а раньше бывала постоянно.

Я ни с кем не договаривалась, только Ане сказала, и она вышла меня встречать. Гоша и Саша оказались там. Я удивилась, что он там, а он удивился, что я приехала. Очень много обнимашек и радости. Я хотела написать только моменты, но не умею без предисловий и без деталей. Не умею быть немногословной.

Аня сидит рядом на клумбе, играет на барабане. Мы стоим втроем: я и два брата. Саша говорит что-то, на что я реагирую обиженным «ум» с интонацией сверху вниз. Гоша: «иди ко мне», подходит, обнимает. Реакция незамедлительная. Саша отходит со словами «я сейчас вернусь». Гоша: «я, наверное, неправ, что обнял тебя», Полина отвечает все то же «ум».

Адельфос говорит, что тоже голоден, мне хочется его покормить, он отказывается, но говорит: «с тобой так и хочется быть маленьким!», приподнимаюсь на носочки, обнимаю, и так тепло. Вот «тепло» мне, и все, никак по-другому не скажешь. Мне тепло с Мариной, с Сашей, с Деном, с Аней, мне тепло от одних только мыслей о Лене, даже мельком, мне тепло с Харитошей, тепло, когда говорю с Ванечкой, тепло, когда общаюсь с универскими Пашей и Андреем, тепло во время прогулок с Андрюшей, тепло с мамой и бабушкой.

Метро, у Саши один наушник, у меня второй, играет Линкин Парк. Саша стоит с Гошей лицом к лицу, так близко, что расстояние между носами меньше десяти сантиметров, суровые, серьезные такие, в глаза смотрят, ни один мускул на лице не дрогнет. Смотрю то на одного, то на другого, решаю, что сами разберутся, погружаюсь в музыку, начинаю тихонько подпевать, пританцовывать, как обычно. Ребята начинают на меня косится, потом видно усилие, приложенное на то, чтобы сдержать улыбки, немного недоумения, а потом они не сдерживаются, смотрят на меня, переглядываются и улыбаются. Прекрасные.

Ловлю себя на том, что в голове регулярно всплывает Леня. По поводу и без. Выходила сегодня на чеховской, вспомнила, что последний раз была здесь с Леней, вооон на той остановке стояли, и меня сразу накрыла такая волна нежности, радости и любви, на лицо наползла улыбка, внутри то самое «тепло». Да так много, что на весь оставшийся вечер до сего момента хватило, и Аня, Саша и Гоша подтапливали мое изумительное расположение духа. Написала Лене сегодня: «ум. спасибо тебе, что ты есть. Даже когда мы не видимся и не списываемся, просто уже тот факт, что ты где-то там существуешь, способен сделать меня радостной, счастливой и довольной. Я все никак не могу нарадоваться, да и поверить до конца, что ты, вот такой вот настоящий, замечательный, не просто есть где-то там абстрактно, а вот тут, вполне материально и вполне в моей жизни. Спасибо тебе!»

Владик - дурак :3