вампиры не могут заразиться ВИЧ, потому что они мертвы: с

Офис. Мы все приехали на собрание. На улице наверное тепло, потому что все без курток. На мне красивое бежевое платье, длинное, обтягивающее, какие-то белые вроде кеды. Волосы почему-то убраны назад заколкой, я так в школе ходила, когда челку отращивала. Я очень долго рассматривала со стороны своё платье, местами мне казалось, что оно блестит, как будто золотое. Оно невероятно красивое. У меня просто потрясающее настроение, все так рады меня видеть. Все улыбаются и постоянно делают мне комплименты. Очень странная атмосфера, как будто я центр этого мероприятия, которой очень любят. Все начинают почему-то меня щупать, тереть как лампу Алладина. Странное ощущение. Я выхожу в центр офиса и тут ко мне подходят начальники, весёлые такие.
Один спрашивает «может уже расскажешь кто отец ребёнка?». Я начинаю отшучиваться, мол платье такое, я просто толстая немного. Они смеются, повторяют вопрос. Я стою растерянная, сзади кто-то подходит, обнимает меня и говорит им «Я». Я с ужасом оборачиваюсь, как будто меня за чем-то застукали и молча смотрю. Они смеются мол ага почти поверили. И тут «они все равно потом все узнают». И тут я просыпаюсь. Он сзади подошёл. На нем была та рубашка, голубая, которую он говорил, что порвал.

И если честно, мне не хотелось просыпаться. В этом сне, наверное впервые за долгое время, я была по-настоящему счастлива. Многие говорят, что нам снится либо то, чего мы боимся, либо то, чего сильно хотим. Это безусловно второй вариант.

не забудьте себе напомнить о том, что каждый из нас замечателен.

Я не знаю, как долго ты пробудешь в моей жизни, но спасибо, что помогаешь мне пройти этот отрезок пути.

Я проснулась ночью от панической атаки. Секунды, казалось, складывались в вечность, пока я пыталась успокоиться. Вдох-выдох. Снова вдох. Мир сузился до крошечной чёрной точки, пока я считала паузы между вдохами.

Наконец, я почувствовала, как адреналиновая волна отступила прочь. Невидимые цепи на запястьях звякнули, разжимаясь. Я открыла окно, впуская прохладный воздух, и прижалась лбом к оконному стеклу в надежде увидеть звёзды.

Звёзд не было, зато лил дождь. Я вернулась в кровать и взяла телефон. Напротив иконки фото Зеркальщика висела точка онлайна.

Забавно, тоже не спит.

Я открыла заметки и начала печатать.

"Скажи, ты когда-нибудь плавал в океане, Зеркальщик? Наслаждался пеной прибоя, нырял с головой в приближающуюся волну? Плескался на побережье или, может быть, заплывал далеко? Смотрел, уходя под воду, туда, где не видно дна, думал о том, какие тайны там скрыты? Я - да. Я - тот упрямый дайвер, которому нужно туда, на дно, к чудовищам, которые даже не видели никогда света солнца. Который отчаянно жаждет спуститься в глубины, не зная, что там найдёт, и не боится ни холода, ни чудовищного давления. Виной тому это странное чувство тоски. Ты знаешь, о чём я?.."

Я сохранила и бросила телефон на пол, но он не упал, запутавшись в складках одеяла. Попытка была хороша, но слова, как всегда, потеряли свой смысл, приобретая материальность.

Возможно, один человек на Земле бы понял.
Но не Зеркальщик.

Мой внутренний параноик решил оказаться сильнее.

Так рвёт крышу, что я снова пришла сюда
Как же давно я не писала
Всё так меняется и часто не хватает времени на это всё

Тетка два часа рассказывала мне, кто такой Флэш.
Спасибо, буду знать.

Моя вина за те мысли и чувства, что я испытывала, когда мать чуть ли не заставляла меня молиться за здоровье отца у икон, а я мысленно запрещала себе это делать, привела меня к атеизму. Не больше и не меньше. В церковном полумраке я смотрела на печальное лицо Богоматери с младенцем на руках. И я впервые подумала, что это бесполезно. Ничего не поможет и мой отец умрёт. Более того, я чётко помню мысль, которой ужаснулась, как только она проскочила у меня в сознании - я подумала, что мне всё равно, если он умрёт. Я не знаю, откуда было ей взяться. Это не было правдой. Но при этой мысли я чувствовала странное спокойствие.
Мать молилась изо дня в день, когда отец не мог уснуть рядом из-за мучившей его боли. И что с того? Богу, кем или чем бы он ни был, всё равно. В детстве я часто молилась. И иногда даже вещи, о которых я умоляла, претворялись в жизнь, хотя, казалось бы, такой исход событий был наиболее маловероятен. Я радовалась, потому что чувствовала, что, наверное, тому самому Богу не всё равно. Я разговаривала с ним в своей голове и у меня были очень своеобразные представления о нём. Конечно, по той причине, что семья была христианской просто потому что так нужно. Никто и никогда не вдавался в религиозные вопросы. Ну, до того, как умер отец. Моя мама ударилась в религию с головой, для меня же вся христианская религия стала одним большим фарсом, глупой шуткой с явно нездоровыми ментально комиками. И символом моего неиссякаемого горя, ноющей по сей день и раной, которая никогда не заживёт, что оставил мне тот самый день, когда женщины в платочках хлопали дверьми нашего дома и кричали навзрыд, пока я сидела в комнате и невидяще смотрела в стену трое суток. Когда отец умирал, родственники затеяли уборку. Чтобы на похоронах никто не подумал, что мать - плохая хозяйка.
Бог был для меня чем-то вроде вымышленного собеседника и, иногда, помощника. Но у меня был небольшой религиозный страх перед тем, чтобы снять крестик и отказаться от религии, потому что я слышала, что это один из самых больших грехов. Какое-то время я носила крестик как символ пережитого мной горя от утраты отца, потому что, как ни крути, семя сомнения уже поселилось в мозгу. Мне не хотелось быть причастной к этому спектаклю лицемерия. В какой-то момент я поняла, что в глупом крестике больше нет смысла, как и в символе, потому что эта боль всегда со мной, и сняла его. Сняла с себя ответственность за те мысли у иконы. "Папа умрёт в любом случае, и мне всё равно". Не знаю, что это было. Наверное, логичная апатия перед лицом неизбежного, попытка защититься.
Недавно мне приснился сон, который помог всё вспомнить. Рак отец заработал потому, что пил, как проклятый. В последний год своей жизни он этого не делал. И я смогла вспомнить его таким, какой он был во времена моего раннего детства. Интересный, весёлый, любящий. Мы с ним о многом сейчас могли бы поговорить. Но во сне он замыленным взглядом смотрел на плачущую меня, прося сказать ему, где мама прячет спирт, потому что он хуярил даже его, разбавленным. Я вспомнила, что помимо жалости и любви я когда-то чувствовала ненависть к нему. Я ссорилась с ним, даже когда это был последний год его жизни.
На последний совместный с ним новый год он принёс ёлку, которая, кажется, мне не понравилась своим внешним видом. Я недовольно сказала об этом маме, на что она заплакала, сказав, что я должна быть рада и тому, потому что это, возможно, последняя ёлка, которую он нам приносит. Я разозлилась на неё, скорее, потому что её слова ранили меня, и что-то там буркнула про то, что нужно верить в то, что с ним всё будет хорошо, будто это что-то изменит. Через месяц отца не стало.
Ну вот, теперь всё разложено по полочкам и рассказано. meh.

Сегодня почти все москвичи и подмосковцы наблюдали грозу. Настоящую, майскую. Меня же избили крупные дождевые капли, нещадно колотившие по голым щиколоткам и затылку. Потом под ногами был асфальт в горошек. Волосы облепили от ветра шею на манер шарфа. Бабахнул гром - такой утробный насыщенный звук, мелькнула паутинка молний. Я вернулась домой с мороженым и переосмыслила барокко в архитектуре. Вообще весь день какая-то раздраженная, на всех гавкаю. Такие дела.

Как-то я, Олежка, наш сосед по даче, мой брат и Костик, который с братом никогда не расставался, поехали на великах купаться на ковбаню. Нормальные люди туда не ездили, и потому место там было отдаленное и тихое. Не считая парочки чахлых деревьев, вокруг сплошь поле и лес далеко на горизонте.
Пока мы доехали, пока напились «живчика», пока разделись, пока попадали пару раз с гниловатой тарзанки в мутную воду, чистое небо затянуло серостью, а со стороны леса начала надвигаться практически черная набухшая туча.
Мы, конечно, стали срочно собираться домой. До дома еще прилично сапать, а мы с Олежкой на одном велике приехали. Назад как раз его очередь крутить педали была, а я ехала на раме.
Андрюша с Костиком укатили вперед, скомандовав нам «доганяйте». Такие заботливые.
А мы пока умостились по местам, потом по скользкому коровьему дерьму влетели в эту ковбаню, пока вылезли оттуда, пока вытащили велик, уже начал капать дождь.
Холодный и усиливающийся.
Дома все не приближались, как и Костик с Андреем, а сзади уже сверкало и грохотало.
Мы решили заехать в старый, заброшенный магазинчик, стоящий как раз на краю села и переждать там. Зачем кто-то когда-то решил открыть торговую точку вдали от цивилизации - загадка дыры и по сей день.
В ларек этот мы периодически наведывались, пытались найти там какой-то забытый хозяевами скарб типа жвачек, но ничего никак не находили.
От магазина уже почти ничего не осталось. Ни окон, ни дверей, одни пустые проемы. Благо, крыша на месте.
Вокруг ни души. Тишина.
Затолкали мы извазюканный велик под навес, тряслись как цуцики, руки-ноги-лица в говне, грязи и болоте. Бабушки дадут тюлей по-любому. Особенно его.
Пока мы в пылу любовных игрищ( тычков и поджопников) выясняли, из-за кого мы такие грязные, мы поздно заметили медленно двигающийся к нам со стороны леса черный джип.
Поскольку наш угол села был в то время очень глухим, 15 домов, огороды и дальше только лесная чаща, ездило там буквально 7 машин, и каждую из них мы прекрасно знали. Джипов среди них уж точно не водилось.
Мы стояли под навесом, вылупившись на непонятную машину, медленно подъезжающую к нам. Олег зачем-то схватил меня за пальцы, больно стиснув.
Машина подъехала, открылось пассажирское окно. За рулем сидел мужик, рядом женщина. Сзади неизвестно что и кто.
Мы стояли молча.
И тут женщина открыла рот, типа как оскалилась. У нее во рту были огромные клыки. Чисто вампирские.
Дальше события разворачивались без участия головного мозга.
Мы начали орать, как две Иерихонские трубы, рванулись друг на друга, столкнулись носами, побежали в ларек, схватили велик и бросились бежать, волоча его на весу, не переставая вопить ни на секунду, в сторону леса, потом опомнились и побежали обратно к домам прям по чьим-то огородам. Бежали мы, конечно, как в страшном сне, когда на месте топчешься, как две черепахи, скользя, оступаясь, сталкиваясь.
Машина тащилась рядом с нами по асфальту до ближайшего дома, откуда на наши вопли выглянула бабка.
После этого машина ускорилась и скрылась.
А мы забрались к бабке в сарай, сидели на соломе, тряслись и пережидали дождь.

Песня дня: "МЭЙБИ БЭЙБИ - Девочка-аскорбинка".

Дно пробито.
Откроют церкви - пойду исповедуюсь.
Дважды.

Но какой же балдежный припев. Это вот прям 8 Аврил Лавин в ее лучшие годы из 10.

кажется, старость.
сегодня я впервые поняла, что такое настоящее похмелье.
аааааааааа

Желание уволиться, очень сильно.

Я прочувствовала, что начальство относится к нам, как рабам. Кампания сделала еще один проэкт, который скинули на операторов тех. поддержки.

Если у кого-то не получается, то на месяц в отпуск за свой счет.

Маразм.