окей, это до ужаса эгоистично, но я надеюсь, что тебе плохо там без меня.

Возвращаясь пешком с работы, я сделала небольшой крюк через хозяйственный магазин рядом с рынком, чтобы купить клей для виниловых обоев. Быстро определившись с выбором, я расплатилась на кассе, кинула клей в сумку и вышла на улицу.

Меня встретил порыв холодного пронизывающего ветра, совсем нехарактерного для июня. Начиналась гроза - небо затянуло тучами, а где-то вдалеке раздался глухой раскат грома. Я плотней запахнула куртку и ускорила шаг, проходя сквозь стихийно образовавшиеся торговые ряды с овощами, рассадой и прочей мелочью.

Ветер донёс до меня запах ландышей. Мои любимые цветы. Я остановилась, сдёрнув на шею наушники. Их было много, этих белых букетов - почти на каждом втором метре по другую сторону дороги. Я наугад подошла к одному из лотков с цветами.

- Сколько стоит? - спросила я.

- Полтора рубля.

Я кивнула, доставая из кармана мелочь. Цена показалась мне до неприличия смешной.

С неба упали первые капли дождя. Настоящая гроза же застала меня на полпути к дому, с рёвом обрушившись мне на плечи. Вспышка молнии рассекла небо на несколько неравных частей.

Я подставила лицо дождю, сжимая в руках букет, и рассмеялась. Я смеялась, как всегда смеюсь, когда гроза застигает меня врасплох, не замечая, как влезла ботинками в лужу.

Я смотрела на грозовое небо, как множество гроз назад, и видела все их в одной, как кадры на киноплёнке: вот мне одинадцать, и в доме выбило пробки, а я открыла окно и немножко боюсь подойти закрыть; вот мне тринадцать и я в лесу в летнем лагере, тайком выбежав на балкон; вот мне восемнадцать, и я сжимаю стаканчик латте в кофейне в насквозь промокшей рубашке, хлюпая носом; мне девятнадцать, и я возвращаюсь с вокзала домой босиком, сжимая в руке босоножки, а завтра на практику; вот мне уже двадцать один, и я греюсь в машине, а по полу разбросаны те же белые ландыши; вот мне стукнуло двадцать три, и я возвращаюсь домой из ресторана немного пьяная, наивно решив прогуляться пешком; и многие, многие, многие воспоминания, потерявшиеся в моей голове, но ожившие на мгновение.

Я стояла, как будто застряв во времени - мокрое пятно в чёрной одежде, с прилипшими к кожаной куртке рыжими волосами - а в воздухе чувствовался озон и одуряющий запах ландышей.

Сегодня за полтора рубля я купила прекрасное воспоминание.

прочла я тысячи комментов вчера, и обнаружилось, что в современных реалиях всё еще есть люди, которые считают, что лучше ребенку расти в детском доме, чем жить с двумя любящими друг друга родителями.

всё еще есть люди, считающие, что ориентации можно "научить", ее можно "привить", "навязать". и когда у них спрашивают "а вот эти, гипотетические геи из ролика, они по вашему в какой семье воспитывались? получается, тоже в семье геев? или может всё таки в традиционной, православненькой, исконно русской? где батя либо ушел, либо пьет, бьет и унижает всё, что движется?"

это лицемерие - выступать за традиционные семейные ценности (что это вообще значит?), когда у нас просто гигантское количество неполных семей, ужасающая статистика домашнего насилия. и единственная традиционная ценность - навязать и заставить криками и кулаками быть "нормальной, как у всех" семьей.

серьезно? в этом разваливающемся мире нас всё еще волнует, что любящие друг друга и своего ребенка люди не "мужчина и женщина"?

Вчера очень долго обсуждали взаимоотношения в моей семье, мои детские обиды. Многое всплыло сейчас, и, кажется, на самом деле оно фонит уже очень-очень давно.
И Р. прав. Я уже давно не тот ребенок. Сколько можно носиться с этими обидами? Сколько можно додумывать за других людей и пытаться угадать их настроение сейчас? Сколько можно закрываться из-за того, что не хочется кого-то грузить или из-за страха, что тебя не поймут и обесценят? Сколько можно искать одобрения от других? Пусть даже это семья. Главное – насколько твердо ты стоишь на ногах и насколько тверды твои убеждения о себе и о жизни. И никто не начинает любить тебя меньше, когда не соглашается с тобой или говорит не то, что ты хочешь слышать.

«В своей гордыне, многие чистоплюйные ханжи забывают, что настоящая искренняя ненависть даёт столько же сил, что и любовь.
А рождённое внутри них презрение гораздо более разрушительная сила, чем ненависть»(М)

Навеяно предыдущим постом. Одна из самых ненавистных мною вещей, это когда знакомые, с которыми ты не общаешься пишут тебе «Привет, как дела, что нового», а потом за этим следует просьба. Блять, если тебе что- то нужно, пиши по делу, ненавижу. Хочется послать подальше

отключенные уведомления - премилое дело. все-таки есть такой род ограничений, которые делают тебя, напротив, свободнее.

за окном +16. в квартире студено. сижу с обогревателем.
все бы ничего, но почему-то студенее всего письменный стол, за которым я всегда. поверхность настолько холодная, что почти обжигает кожу. интересненько.

жду обещанного в выходные тепла.

сегодня не штормит. тьфу-тьфу-тьфу.
и чудненько.

Это похоже на электричество; и, вероятно, технически им и является.

Забавно.

Я вышла на новый уровень.
Чтобы не делать задания, решила перекрасить балкон.
Этакий ремонт.
Удивительная способность проебываться.

я в таком возрасте что хочется умереть под стенами Трои а не переться на этот *банный медосмотр

Моя вина за те мысли и чувства, что я испытывала, когда мать чуть ли не заставляла меня молиться за здоровье отца у икон, а я мысленно запрещала себе это делать, привела меня к атеизму. Не больше и не меньше. В церковном полумраке я смотрела на печальное лицо Богоматери с младенцем на руках. И я впервые подумала, что это бесполезно. Ничего не поможет и мой отец умрёт. Более того, я чётко помню мысль, которой ужаснулась, как только она проскочила у меня в сознании - я подумала, что мне всё равно, если он умрёт. Я не знаю, откуда было ей взяться. Это не было правдой. Но при этой мысли я чувствовала странное спокойствие.
Мать молилась изо дня в день, когда отец не мог уснуть рядом из-за мучившей его боли. И что с того? Богу, кем или чем бы он ни был, всё равно. В детстве я часто молилась. И иногда даже вещи, о которых я умоляла, претворялись в жизнь, хотя, казалось бы, такой исход событий был наиболее маловероятен. Я радовалась, потому что чувствовала, что, наверное, тому самому Богу не всё равно. Я разговаривала с ним в своей голове и у меня были очень своеобразные представления о нём. Конечно, по той причине, что семья была христианской просто потому что так нужно. Никто и никогда не вдавался в религиозные вопросы. Ну, до того, как умер отец. Моя мама ударилась в религию с головой, для меня же вся христианская религия стала одним большим фарсом, глупой шуткой с явно нездоровыми ментально комиками. И символом моего неиссякаемого горя, ноющей по сей день и раной, которая никогда не заживёт, что оставил мне тот самый день, когда женщины в платочках хлопали дверьми нашего дома и кричали навзрыд, пока я сидела в комнате и невидяще смотрела в стену трое суток. Когда отец умирал, родственники затеяли уборку. Чтобы на похоронах никто не подумал, что мать - плохая хозяйка.
Бог был для меня чем-то вроде вымышленного собеседника и, иногда, помощника. Но у меня был небольшой религиозный страх перед тем, чтобы снять крестик и отказаться от религии, потому что я слышала, что это один из самых больших грехов. Какое-то время я носила крестик как символ пережитого мной горя от утраты отца, потому что, как ни крути, семя сомнения уже поселилось в мозгу. Мне не хотелось быть причастной к этому спектаклю лицемерия. В какой-то момент я поняла, что в глупом крестике больше нет смысла, как и в символе, потому что эта боль всегда со мной, и сняла его. Сняла с себя ответственность за те мысли у иконы. "Папа умрёт в любом случае, и мне всё равно". Не знаю, что это было. Наверное, логичная апатия перед лицом неизбежного, попытка защититься.
Недавно мне приснился сон, который помог всё вспомнить. Рак отец заработал потому, что пил, как проклятый. В последний год своей жизни он этого не делал. И я смогла вспомнить его таким, какой он был во времена моего раннего детства. Интересный, весёлый, любящий. Мы с ним о многом сейчас могли бы поговорить. Но во сне он замыленным взглядом смотрел на плачущую меня, прося сказать ему, где мама прячет спирт, потому что он хуярил даже его, разбавленным. Я вспомнила, что помимо жалости и любви я когда-то чувствовала ненависть к нему. Я ссорилась с ним, даже когда это был последний год его жизни.
На последний совместный с ним новый год он принёс ёлку, которая, кажется, мне не понравилась своим внешним видом. Я недовольно сказала об этом маме, на что она заплакала, сказав, что я должна быть рада и тому, потому что это, возможно, последняя ёлка, которую он нам приносит. Я разозлилась на неё, скорее, потому что её слова ранили меня, и что-то там буркнула про то, что нужно верить в то, что с ним всё будет хорошо, будто это что-то изменит. Через месяц отца не стало.
Ну вот, теперь всё разложено по полочкам и рассказано. meh.

Ледяное спокойствие после всех штормов.

пожалуйста, вернись ко мне.
я хочу целовать твои веснушки и уголки губ. хочу смотреть на твою ласковую, немного детскую улыбку. хочу ходить по улицам, держась мизинцами, неловко подстраиваясь под твой шаг.
я хочу говорить с тобой. о творчестве, о людях, о жизни и смерти. мне всегда нравилось то, что ты говорил.
я хочу снова путать этажи в твоем и в моем доме и не знать, где именно мой дом. хочу пить кофе из твоей розовой чашки и есть на завтрак кефир с хлопьями.
хочу видеть тебя перед сном, видеть тебя, просыпаясь. обхватывать тебя за шею и говорить "привет", немного растягивая звук е.
я никогда не досмотрю breaking bad, потому что я не знаю, как можно смотреть его без тебя. никогда не включу соломенных енотов и советскую Алису - без тебя.
и самое страшное.
я никогда
не буду
с тобой.
эта мысль раз за разом разбивает мне сердце, даже несмотря на то, что у меня не получается до конца ее осознать.