Поезд тронулся с места и я рухнул в кровать под ударом вороха мыслей.Опорой моему сопротивлению был разряжающийся телефон и книга. Ни то, ни другое - не смогло удержать меня долго. Тьма поглотила меня и в тот же момент, как голова коснулась подушки, я уснул.

Сейчас, вместо того, чтобы рассказывать о чем-то реальном снова говорю "Хайл" и спешу записать свой сон.

"По краю кружки нагло ползла жирная здоровая муха. Она семенила шестью лапками, подымаясь в воздух при моем учащавшемся дыхании и блестя зеленым брюшком недовольно жужжа, приземлялась обратно на край, продолжая чем-то лакомиться.

Сама же кружка была деревянной и не меньше литра объемом. Я видел каждую щербинку и шероховатость обработанного дерева, окантованного двумя железными узкими полосами у днища и почти у самого края.

Потом моё внимание привлек стол. Такой же реальный, как и кружка, он блестел от залитого, судя по запаху, пива. Слева от меня его угол был срублен. Дерево было таким же темным, как и сам стол и логично было предположить, что это был несвежий сруб.

В уши бросилась затихшая музыка и я осмотрелся. Мой стол находился в центре зала. Позади меня был стойка с рыжебородым лысым трактирщиком. На его голове не было волос из-за шрама от ожога, который вязью тянулся до бровей. Он что-то раздраженно объяснял пышногрудой официантке, указывая на кухню находившиеся, позади них и та заискивающе кивала. Затем он, словно почувствовав меня, прервал разговор. Его глаза расширились от ужаса и удивления.

Подумав, что моё присутствие вряд ли может привести к таким проявлениям чувств, я посмотрел вперед.
Я сидел прямо напротив выхода и дверь то открывалась, то закрывалась из-за снующих туда-сюда людей.
Большинство из них не обращало на меня никакого внимания.
Но не музыканты со своими слушателями. Вероятнее, они увидели меня первым, потому что таращились во все глаза и находились напротив справа от моего стола.
Половицы заскрипели и раздался хриплый, подрагивающий голос возле левого срубленного угла.
- Приветствую вас! - На поясе трактирщика висел меч. Я скользнул по нему взглядом и он поспешно передвинул его на своем поясе за спину.
- Кого приветствуешь? - я действительно недоумевал. Но мои уши уловили, что стало совсем тихо, только запах жаренного мяса пощекотал мои ноздри.
Рыжебородый занервничал еще сильнее и повторил тихо:
- Вас.
- Кого именно? - я вслушался в свой голос. Он был моим и не моим одновременно. Я не пытался его запугать. Просто пытался самоопределиться в этом сне.
Рыжебородый не успел ответить, его оттолкнул в сторону сухой старик с короткой бородой и вьющимися черными локонами. И он держа перед собой висевший на цепочке символ, склонив голову, прошаркал ко мне. Выглядело немного странно, ведь рыжебородого он оттолкнул практически без усилия, хотя трактирщик был недюжинного телосложения и даже пузо, отросшее от тихой работы, не скрывало в нем лихого вояку.
Я узнал символ. МОЯ ТАТУИРОВКА. Символ почти повторял МОЮ татуировку.
- Кто я? - спросил я, заволновавшись.
- Мятежный Атом. Идущий сквозь сны. Хозяин Гидры.
- Гидра. - только и сказал я. Одно упоминание этой твари из снов наводит на меня тревогу.
- Хозяин Гидры, верно, господин… - ответил он, держа перед собой МОЙ символ. Я услышал взволнованный шепот вокруг. Муха снова раздраженно зажужжала.
- Ты знаешь, что такое атомы, старик?
- Нет, бог всех бродяг. - ответил он виновато.
- Что? - От изумления я встал. Лавка подо мной с шумом опрокинулась и тут я осознал, что для этого нужно было постараться, так как до этого она была вбита в пол. - Скажи, мне что я сплю, старик и опусти МОЙ символ.
Старик замялся и виновато ответил:
- Говорят, бог бродяг всегда спит и потому неуязвим для других богов, потому что никто не знает, где он на самом деле.
- То есть, Вы мой сон? - спросил я с неким облегчением.
- Да, Хозяин Гидры.
- Не говори мне про неё! - по всему моему телу прошлась дрожь. - Мне нужно зеркало или ведро воды.

Старик зыркнул на трактирщика и тот крикнув что-то официантке, побежал в сторону стойки, отчаянно скрипя половицами.
А я посмотрел на свои руки и обнаружил, что правая была полностью закована в сталь, а на железном наруче, именно в том месте, где моя татуировка блестел выгравированный МОЙ символ, копирующий татуировку.

На левой руке не было привычных мне часов. Только компас с шестью стрелками, указывающие свое собственное направление. Я вытянул и осмотрел пальцы в поисках кольца. Не обнаружив его, я вновь уставился на старика.
- И что означает моё появление?
- Всё, что угодно, господин. Богу бродяг не нужны причины, чтобы быть там, где он желает. Даже боги судьбы не могут вплести его в свой узор заранее.
- Боги судьбы? - вопросил я с усмешкой.
А потом дверь в трактир распахнулась и я ощутил физическое желание уйти. Я сделал шаг вперед и почувствовал, как прогибаются половицы под моим весом взглянул на обитые железом сапоги и краешек черного плаща с красным подбоем, как когда в одном из своих снов.
Я узнал его и понял, что до этого плащ принадлежал не мне. Но ноги несли меня вперед и мир позади меня исчез."

Она держала в руке маховик времени, уверяя, что так будет лучше. Говорила, я даже не вспомню, что меня волновало, ведь всего этого просто не случится. "Забывать нельзя, забывать нельзя, забывать нельзя". Последнее, что я помню, - мой крик, когда она повернула коронку, и ощущение падения.

"I mark the hours, every one. Nor have I yet outrun the sun. My use and value unto you, are gauged by what you have to do".

мне днем снилось, что на меня летели воздушные шары, и чем ближе подлетали, тем выше в небо летели, а я подпрыгивала, и всё же некоторые хватала и в связку собирала. счастливая была

Говорят, что яркие сны признак шизофрении…

Мои сны всегда цветные. И слово "всегда" равнозначна постоянству с которым они мне снятся.

Иногда, они настолько реальные, что просыпаясь - не понимаешь, где находишься и не помнишь кто ты.
Но в последний раз, а именно с воскресенья на понедельник все было гораздо интереснее. Я не помнил, кто я - во сне.

***
Я ехал верхом. Мы ехали у подножия гор и дорога медленно подымалась вверх. Копыта лошадей, находившихся впереди всадников, подымали облако пыли, заставляя жмуриться.

"Боги, как меня тошнит от этой тряски. Зря так много поел вчера. - подумал я и ощутил, что не могу вспомнить что ел и когда было вчера. Конь тянул вожжи и целеустремленно шел к обочине, пытаясь сожрать приглянувшиеся ему фиолетовые листья неизвестного растения. Жужжали мухи. Пахло летом и потом. Конь обиженно фыркал, когда я возвращал его на дорогу. Позади меня мерно стучала колесами карета. Кучер изнывал от жары и придерживал ногой арбалет. Четыре рыцаря оживленно спорили о какой девушке. Один вытирал грязным белым кружевным платком лоб. Небо постепенно затягивало тучами и разноцветные молнии на горизонте плясали разноцветными светлячками. Молнии были разноцветными. Это отлично врезалось мне в память и пока я смотрел назад, чертова лошадь, таки сошла с дороги и я ударив её каблуками сапог все же вернул на маршрут.
Всадники сторонились меня. В их глазах было такое же непонимание, как и у меня при взгляде на горизонт позади.
Солнце очень медленно клонилось к закату и я озираясь по сторонам пытался вспомнить, кто я и что здесь делаю.
Горячий ветер потоком обдал меня, заставляя отплевываться от пыли. Впереди наконец-то начали маячить деревья.
А затем скрипящий голос обратился ко мне:
- Эй ты! -зовущий был позади меня и я развернулся( к радости лошади, которая сразу откусила какой-то желтый цветок, пока я пытался развернуться.) Когда у меня получилось - Подъедь ближе. - Кое-как приноровившись, я поехал напротив полураскрытого окошка.
- Он не слишком ловко управляется с поводьями для наемника. - сказала она, скрытая тенью и видимо обмахиваясь веером. У неё был уверенный властный голос с льдинкой. - Кто он?
- Её светлость спрашивает, кто ты? - из окошка выглянул старик. Увидев меня, он охнул: - Ваша светлость, южанин!
- Южанин? - льдинка в её голосе испарилась. - Ты из… - тут она сказала, что-то очень трудноговоримое и такое же незапоминающееся.
- Я не знаю, госпожа. - ответил я честно. Глаза старика, расширились от ужаса и посмотрел на меня уже с жалостью. Я не понял в чем перемена. Зато в следующее мгновение он уже карабкался на место рядом с кучером. А на меня смотрела рыжеволосая с первыми прядями седины женщина, лицо которой было прекрасно, невзирая на морщины, которые оставили свои борозды на её высоком лбе. Я помню каждую её морщинку, Кроваво-красный рубин над глубоким декольте, который подпрыгивал на каждой попадающийся кочке. И зеленое платье(видимо поверх карсета) с серебряными нитями, выводящими какой-то символ.
- Ты весьма смел, раз смеешь говорить со мной. Разве мой муж не угрожал вам? И разве вам не заплатили за молчание.
- Я не знаю, госпожа. Мне вообще кажется, что я сплю. Я не помню, кто я.
- Любопытно. Мой слуга сказал, что ты с нами с самого начала пути, но никто не помнит, как тебя нанимали. - она сощурилась, взмахнула веером: - И ты не лжешь. Говорят если посмотреть на свои ладони во сне, то не сможешь их увидеть. Так ты поймешь, что это сон.
Я начал поднимать руку и увидел, что она в кожаной перчатке.Только я захотел её снять и конь почувствовав, что я ослабил поводья, рванул к обочине. Она рассмеялась позади.
- И почему же ты решил, что это сон?
- Просто мне так кажется, госпожа. Что я не на своем месте.
- Ты учтив. Но меня не называют госпожой. И что же будет со мной, если мы вдруг твой сон? - она улыбнулась. - И тогда откуда я знаю, что моему мужу 82 и он совсем помешался на ревности. Хотя его трудно в этом винить в свои 66 он был еще весьма горяч, а сейчас он просто старик. А мне всего 32 и у меня уже трое детей.
- Слишком точно. слишком правильно, госпожа. - ответил я.
Она подняла голову и я повернулся, чтобы увидеть грифона. Его серебристые крылья окрасились в цвет наступающего заката и немного попарив над нами - он скрылся где-то в вершине гор. - Сейчас, по закону сна на нас нападут разбойники или что-то подобное.
- Не думаю, южанин. -она усмехнулась. - Я кузина короля. Мало кто рискнет напасть на нас, пока в воздухе реет наш герб. Я подумала вначале, что ты шпион, но ты слишком неуклюж для шпиона и привлекаешь много внимания. Снимай же свою перчатку.

И я не стал медлить. взглянул на ладонь и стал растворяться в воздухе. Я не увидел ладони. А лошадь опять побежала к обочине. Рыжеволосая смотрела на меня, рассеивающегося на что-то.
- Может ты не спишь, а снишься другим?
- Я не знаю, госпожа.
- Удачи тебе, южанин. - она не была шокирована или удивлена. Она грустно улыбалась.

Когда, я проснулся - я еще долго не мог вспомнить кто же я. Но её я запомнил отлично.

Наверное, когда-нибудь я сойду с ума.

Мы сидим дома. Вдруг трескается потолок и проваливается вниз, я хватаю сестру, маму и друга (что? У меня нет сестры), ругаемся, где лучше спрятаться. Дом уже падает. Ложимся на пол в коридоре, куски штукатурки летят вниз.
Падение останавливается, оказывается, дом этажом ниже нас вонзился в землю под углом, а мы в воздухе и можем упасть (это мне уже снилось).
Включаем радио. Однокурсник передает по новостям :"в Екатеринбурге проблемы в жилищном комплексе". Это Виталя Федотов. "Он мудак",- думаю я. Тут люди умирают, а он "проблемы в жилищном комплексе ".
Наш дом запускают в космос. Чтобы дальше не разрушился. Он приземляется обратно, и теперь наш этаж вровень с землёй. Выходим через окно.
К нам присылают элитный спецназ. Грудастые девушки в комбинезонах с надписью swat требуют оказать им достойный прием, спрашивают, сколько у нас спален в доме и требуют накормить их," во вторую очередь после хозяев". Им плевать, что наш дом разрушен. Это по их этикету так полагается.

P.S.: у меня, кажется, скрытая боязнь землетрясений. Уже снилось, что многоэтажка рушится, а я внутри.

Я говорю: "Хайл"

Мне снова снились сны. В этот раз я был художником. Казалось ничего необычного - быть художником.
Да и рисовать худо - бедно умею. Но рисую я… ммм… как инженер. Держа линейку и другие измерительные инструменты где-то неподалеку, вымеряя пропорции.

Но сны на то и сны, чтобы расплющить условности и послать к чертям реальность.

Я сидел на берегу чего-то, где морем было звездное небо. В этом нечто плескались странные существа, похожие на стаю белых ленточек, которые танцевали вокруг друг друга.

- Хозяин, ваша кисть. - пропищало что-то сбоку. Я обернулся и увидел мурчащего кота, на котором восседал какой-то бесенок. Он размахивал обычным карандашом. Только остро заточенным.
- Кисть? -спросил я.
- Да-да, Хозяин.
- Зачем?
- Вы хотели.
- Где? Где мне рисовать? - произнес, отбирая "кисть". Бес развел лапками.
- Где изволите, Хозяин.
- Как скажешь.

Я начал рисовать в воздухе. Сначала это была просто линия. Я не начинаю рисовать с чего-то определенного. Просто изгиб, просто линия из которой получается что угодно. Когда я закончил, а сделал это считай спустя пару мгновений. На меня, дыша морозом, фыркая и мотая гривой, взирал серый конь.
Он парил над звездным небом, чего-то выжидая.
- Ну и что мне с тобой делать? - Конь фыркнул, обдав меня холодом.

Затем, как это часто бывает. Декорации поменялись.

Я рисовал троих. Двух мужчин и одну девушку.
Девушка была чародейкой. Я не помню её лица, а вот глаза -да. Её левый глаз пылал пламенем, а правый льдом.
Мужчины же были похожи, как братья. Но они ими не являлись. Их лица были сокрыты за беспристрастными масками. Серебряная и Золотая.
Когда я закончил ко мне подошел кот и промурлыкал:
- Хозяин, дайте им имена.
- Ты говоришь?
- Ну что Вы, хозяин. Вам это мерещится. Коты не разговаривают.
- Хорошо. - сказал я. И дал этим троим имена. И не запомнил.

Декорации поменялись. От карандаша остался огрызок. Я рисовал дракона. Дракон был другим. Он начал шевелится, как только я закончил рисовать ему голову. Выглядело забавно. Голова носившаяся по воздуху, абсолютно слепая, потому что я не успел нарисовать ему глаза.
- Да, НЕ ДЕРГАЙСЯ, ТЫ!
Дракон ничего не ответил, так как не нарисовал ему зубов и язык. Я быстро это исправил.
- Хозяин, заканчивай побыстрее. Я хочу летать!
- Не дергайся, Тирос! Я еще не закончил.

Это был громадный черный дракон с голубыми глазами и отливающей зеленым чешуёй. Я прикоснулся к его зубу. Высунулся раздвоенный язык и это чудо облизнув меня, улетело.

Я рисовал что-то еще. но не помню что-то.
Не отказался бы я побыть таким художником еще раз.

Перед сном открыла на телефоне папочку с фотографиями, называющуюся "мимими", в которую около месяца назад скачала сначала фотографии Лени, потом одну Адельфоса. Первые потому что засматривалась и не хотела тратить на это трафик и зарядку, вторая чтобы не потерять и иметь возможность наглядно иллюстрировать свои рассказы. Вчера, ну как, всего несколько часов назад, мне захотелось посмотреть Димины фотографии тоже, я их скачала, вглядывалась в черты лица. Леню я учу наизусть. Диму я знала ближе, чем кого бы то ни было. Пристальный взгляд оживляет прошлые прикосновения, его лицо, какие-то воспоминания. Откуда? Зачем? Когда последний раз в моем сознании он появлялся таким живым? Откладываю, на сердце больно, хочется спать, нужно спать, а я, спустя два года, когда все так изменилось, когда я так изменилась, пытаюсь свернуться и стать меньше, чтобы ослабить боль. В полусне и без сил пишу Марс, что меня накрыло, что я чувствую себя так, будто все еще люблю его, все так же, как и раньше. Эта мучительная любовь вдруг пронзила меня, чуть не убив неподготовленный к таким перепадам организм. Спать. Спать. Спать. Мне стало страшно, я не хочу любить его, не хочу никогда любить кого-либо так же. Что я в нем так сильно любила, спрашиваю себя, смотря на фотографии? Близко посаженные глаза, маленькие руки, весь тонкий, обычный, ничего особенного. Но я смотрю, и в моих глазах он совсем другой, потому что взгляд переполнен нестареющими чувствами, в долю секунды вдруг выплеснувшимися, стоило им только дать хоть малейшую лазейку.

Мне снится сон. Я собираюсь утром, как обычно, захожу в ванную, и тут вижу его… Он здорово одет, стал еще выше, окреп, изменилось телосложение, а глаза выделяет черная аккуратная подводка. Он улыбается мне уверенно, так, будто ничего и никогда не происходило, будто я не рыдала, не умоляла его быть со мной, никогда не унижалась, не любила его больше, чем саму жизнь. Мы обнимаем друг друга, и я, будто все как раньше, тону в коротких объятиях, пью их, истосковавшись, только что трястись не начинаю. Помню, что спросила, давно ли стал глаза подводить? Ответил "Юра", я тут же вспомнила его друга и поняла, что это его влияние. Собираюсь, иду в коридор, одеваюсь, у меня скоро электричка, мне на коллоквиум. Он подходит, стоит рядом. Вдруг из маминой комнаты выходит заспанная, в домашней одежде, Гранкина. Откуда в моей голове нечто настолько странное, откуда такие страхи? Тут меня начинает трясти, я не могу говорить с ней нормально, я говорю ей что-то грубое, разворачиваюсь, иду прямо в обуви к маме, спрашиваю, какого черта происходит. Та в ответ говорит, что я не права, что они ее гости, а я некрасиво себя веду по отношению к ним. Возвращаясь в свою комнату, я уже ничего не вижу, ничего не чувствую, только хочется плакать, сбежать, ничего не понимаю. Закрываю за собой дверь на замок, оседаю на пол, не снимая синий пуховик, и начинаю то ли рыдать, то ли выть, скорее просто стонать. Мне не важно, что меня услышат, что подумают, мне мучительно больно, мне рвет душу и отчаянно хочется спастись.

Я просыпаюсь резко, от кошмара. Мне казалось, что Дима перестал мне снится, что я сумела вычеркнуть его из своей жизни. Я надеялась, что кошмары с его участием исчезли навсегда. Я ошиблась. Мне страшно. Я боюсь жизни, в которой пережила подобное, и, кажется, больше всего на свете боюсь, хочу, мечтаю даже, и так же ненавижу, ужасаюсь и противлюсь всем существом тому, чтобы снова любить кого-то. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, вырвите мне сердце, чтобы я навсегда перестала чувствовать что-либо к нему. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Два года. Пустота. Боль. Отчаяние. Верните. ВЕРНИТЕ. Не истери. Прошу. Я не могу сказать себе "ты со всем справишься". Это только кошмар, это всего лишь какой-то сон. Дима больше года не заходил в вк, но последние дни стал заходить снова. Я думала, что беспокоюсь, но, по-видимому, для меня лучше всего было бы, если бы он умер, если бы перестал существовать на этой планете, в обозримом пространстве, чтобы я не могла больше цепляться за ниточки, узнавать что-то. Хей, ты же исчез, так не появляйся снова. Ты говорил, что мучаешь меня. Это правда. Ты - самое мучительное, что когда-либо было в моей жизни. И вместе с тем без тебя я не существую… Я смогла перестать так сильно рефлексировать, потому что не знала, не видела твоей продолжающейся без меня жизни. Мне плохо.

Перестань писать, прекрати мусолить старую тему, вернись к настоящему, сходи в душ, покушай, садись заниматься. У тебя нет времени, чтобы переживать из-за кошмаров.

Кто-нибудь, спасите меня.
Меня кто-нибудь когда-нибудь спасет?

Фрейдовско-Булгаковские снищи. Приближенные к реальности сильнее, чем мне хочется. Где волшебство? Где мое вдохновение? "Где ты, где ты, я?"

[Фрагмент: Радостно и очень быстро скольжу по покрытой водой платформе в метро, в незастегнутом пальто на голое тело. Воздух, понятное дело, немножечко раздевает, а я счастливая, и не думаю об этом совсем. Потеряла едва ли имевшийся контроль, направление - край перрона… Уже сморщилась от неизбежного, когда за локоть схватила рука незнакомого дяди. Я испугалась за него: не падать же ему под поезд за дурость мою. Но торможение произошло. Дядя смотрел неодобрительно, а я смеялась и сердечно благодарила.]

В выходные не хочется выходить. А придется.
Сестра рассекает ковер. А я так рада. Пусть мелькает, пусть шумит, пусть ворчит и смотрит свысока. Одна я схожу с ума в этой комнате.

Мои страхи выливаются в номинальные ночные кошмары. Это когда во сне мне не больно и не страшно, но сам по себе сюжет тянет на фильм ужасов.
Сегодня меня растворили в кислоте из чистой жажды насилия. Парам-парам-пам.
Помню что-то вроде собрания. Пришел какой-то главный дядя и спросил, кто из находящихся в комнате (которая была больше похожа на слегка подсвеченную красным пещеру) сделал что-то для какого-то загадочного общего дела. Справа сидели активисты. Слева люди сбегали. Спросили, мол, что сделала ты? Взгляды на меня. Я растерялась, но точно знала, что была полезна. Что-то попыталась сказать… За меня даже вступился кто-то справа. Главарь задержал на мне взгляд и сказал 'хорошо'. Следующий кадр - ванная с кислотой и хищная ухмылочка х)
Любопытно было смотреть, как какой-то добрый человек собирает мои зубы на экспертизу. Что вообще творится в моей голове и какого хрена я об этом только догадываюсь?!

Хорошо хоть перед этим мы с ней взбирались на гору по стремным ступенькам-выбоинам, но легко и весело. А потом спускались. И никто никуда не падал. И всем было хорошо.

Ах да. Сны.
Мне много чего снилось, но хорошо запомнились скитания по зимней дороге. Через некоторое время я нашла на ней лису. Она совершенно не боялась меня, к тому же немного замерзла и явно хотела кушать. Так что я обняла ее, ощутив приятную щекотку от пушистого меха, и утащила домой :)
P.S. Люди. Так или иначе, говорите? Ну да, ну да.[2]

Копилка снов пополняется. Очень трогательно получилось, спасибо, дорогой мозг. Жаль только, не досмотрела.

История одной девушки. Она пришла рассказывать ее правоохранительным органам. История началась с того, что с раннего детства она играла на пианино и немного на скрипке. Ее не учили ничему другому, все было решено за нее. Преподавателем была ее мать, помешанная на правильности и строгости. Она била по рукам и не только, если девочка не следовала нотам: совершала ошибки или импровизировала. С возрастом становилось все хуже. Со временем девушка привыкла к такому отношению, перестала даже пытаться что-то изменить. Исполняла свою функцию из года в год и потеряла радость. Кромешный ад, депрессия. Изоляция.
Ее работой стало аккомпанирование оркестру и певцам. И вот однажды, когда она в очередной раз сидела на сцене за роялем, к ней привели парня с аутизмом.

Он неуверенно сел за пианино, смотря в пол. Кинув немного ревностный взгляд, мне пришлось брать в руки скрипку. Я разложила ноты. Как только свет в зале приглушили и следовало вступать… Он начал играть нечто совершенно другое. Совсем. Что-то намного более прекрасное, чем эти долбанные сухие ноты. Я испугалась, на уровне рефлекса: все знают, что бывает, если отойти от нот. Я шептала ему, что он совершает глупость, что так нельзя… Что будут последствия. Но пока мы на сцене, пока концерт не закончилсь, никто не может остановить выступление, это подорвало бы престиж оркестра и зала…

Блин, чтоб мне всегда так ярко чувствовать! Я была этой девушкой, а она испытывала чистый восторг, свободу, наконец-то! Ей уже было абсолютно плевать, что будет потом. Не передать словами ощущения, когда она дотронулась до клавиш сама. Не тех клавиш, что прописаны в нотах… Она чувствовала трепет, нежность, страх, отчаяние, благодарность и счастье одновременно. Подыгрывая ему, создавая нечто свое и трогательное. Он наслаждался игрой и по-доброму ей улыбался. А потом наступил антракт и им пришлось сбегать.
Это был какой-то очень долбанутый оркестр, потому что догоняли как-то уж слишком неистово. Возможно потому, что они не смогли бы погасить ущерб (мать отнимала у нее зарплату): некоторые зрители пришли именно на то, что было прописано в нотах, и требовали возмещения денег.
В итоге они прятались в шкафах, бегали, искали выход, "не дышали" и обманывали охранников. Правда, сон прервался, когда ее поймали и заломали руки. Там еще драка была какая-то.
Жаль, что я могу анализировать этот сон.

Так или иначе, говорите? Ну да, ну да. Коллекционирую сны. Иногда они кажутся слишком реальными. Но я бы все-таки предпочла ту реальность, где люди могут поступить как угодно, а не только так, как говорит мое подсознание.
Оно проверяет меня на прочность.

Ещё один интересный сон.

Место действия - Прага. Мы живём в специальном квартале для русских. Там мы находим заброшенные дома из соломы. Рядом строят элитные жилые кварталы, и поэтому везде много таджиков (для русских же строят). Дома из соломы потихоньку сносят.

Скоро наступит зима, и мы ищем дом понадёжнее. Залезаем в один, а он разваливается. Стоим все в соломе, а из соседнего цивильного дома все ржут над нами. Смотрим туда, а там девушка наша знакомая, тоже из нелегалов, в соломе так же жила.
- Ты-то чё ржёшь, - говорим.
- А я нормальный дом нашла, - отвечает она. - Нас тут 20 человек, все нелегалы. Только простудилась я, и теперь у меня туберкулёз, скоро помру.

Она выходит к нам, и мы видим, что в нос она запихивает презервативы, чтобы никого не заразить, открытая форма. А спина у неё пожелтела, потому что чахотка же.

Потом во сне мне показывают как бы отрывок документального фильма про эту туберкулёзную бабу. Она актриса, и фильм повествует о её сложной судьбе, романах с поэтами и преждевременной смерти.
Следующий сюжет: мы с папой летели в самолёте, и он жаловался, что его заставляют лечить сосуды не в той больнице, в которой он хочет.
(пропущена сюжетная линия про стюардесс, которую я не помню)

Мы оказались дома, и к нам пришла бывшая папина жена, и чтобы спровадить её, мы звонили тайком ей на сотовый и изображали, что её подруга ждёт. План удался, она ушла, а папа рассказал, что она всегда была тупенькая.

Пришёл Данил Вавилов и долго о чём-то с нами разговаривал, потом танцевал вальс в коридоре нашей старой квартиры. Потом я должна была уйти с ним куда-то, но никак не могла надеть зимние сапоги - левый с правым путала.

Когда я вышла на улицу, там и правда была зима, всё занесено снегом. Мне отдали ключи от киоска со всяким пивом-сладостями, чтобы я последила, пока продавщица не вернётся. Я выключила свет, чтобы никто не пришёл, но в киоск ломанулась куча народу, это были продавцы с рынка, которые заходили греться. Они бесцеремонно бродили, переставляли с места на место вещи, грели чай, требовали у меня включить стиральную машинку, чтобы постирать вещи.
- Но я не знаю, что вам обычно разрешает Лена ( то бишь законный продавец киоска) - сказала я. Поэтому грейтесь и уходите.
Но они никуда не ушли, а сказали, чтобы я взяла машину и поехала расчистить главный проспект от снега, чтобы он стал катком и можно было ездить на коньках.

Я села в машину, старую копейку, но не за руль, а на переднее сиденье. Тут же у меня появилась компания из моих знакомых (не помню, кто это был). Мы поехали по улицам города, а потом вспомнили, что никто из нас не умеет водить. На меня кричали, почему я сама не села за руль.
- А какая разница, я тоже без прав, - отмазалась я. - Давай сворачивай во двор, там гаишники впереди.

Нам люто сигналила вся улица, потому что мы даже из ряда в ряд перестроиться нормально не могли, но потом мы кое-как заехали на обледеневшую горку во двор.

А там стояло много припаркованных автомобилей, занесённых снегом уже почти по крышу. Выхода не было, и мы поехали прямо по ним. Машина буксовала в этом снежно-машинном месиве, и мы вылезли и просто покатили её кубарем по сугробу, толкая руками. Это было тяжело, у неё уже разбились все стёкла, но нужно же было её вернуть.

Постепенно месиво превратилось в лес с гигантскими сосновыми деревьями, по верхушкам которых мы скакали, как белки. Это было страшно, только если об этом думать. А если отключить голову, то внизу видны были только зелёные пятнышки, на одно из которых нужно было приземлиться и схватиться за ближайшую ветку. Классное ощущение лёгкости и полуполёта при этом. Только очень жутко смотреть вниз, земля была катастрофически далеко.

Мы ловили какую-то особенную белку. Нам очень нужно было её поймать, но она прыгала по деревьям лучше, чем мы, и погоня затягивалась, уводя нас в чащу леса. Зверёк постоянно ускользал из рук.

Наконец я схватила белку за усы. Она жутко вырывалась. Я перехватила её за туловище и сказала быстро нести рюкзак. Белка кусалась, была скользкая, пушистая и очень милая. В рюкзак класть добычу мои спутники отказались - выбежит и поминай как звали. И сказали мне её задушить.

Душить белку было жалко. Но надо. У неё надувались щёки и выпучивались глаза, но умирать она никак не хотела. И тут снизу послышались шаги.
- Это дикое племя, они убьют нас, если увидят, - сказал кто-то из спутников.
- Не двигайтесь, они слышат звуки, - сказал второй.

Мы замерли, но снизу нас всё равно окликнули, спросили, кто мы и что делаем на их земле. И тут за нас вступилась полузадушенная белка:

- Перестань меня душить, и я скажу секретные слова, которые вас спасут, - прошептала она.
Я отпустила шею белки.
- "И люди цвета воронова крыла если не придут, то пронзит их стрела, 12 15 1448" - сказала белка.
Пароль по очереди повторяли мои спутники, отвечая на вопрос дикарей, и те опускали оружие. До меня очередь дошла последней, и как назло, стишок вылетел у меня из головы, остались только цифры.
-12 15 1448, - неуверенно сказала я. И тут же мне в руку вонзилась стрела с ядом. Ответ был неверным, без стишка смысл пароля искажался до противоположного значения.

Мы, кажется, побежали дальше, но моя раненая рука мешала мне цепляться за деревья, и в теле из-за яда нарастала слабость. Через несколько минут белка снова сказала нам замереть - навстречу шёл ещё один отряд диких людей. Они не скакали по веткам, как предыдущие, а шли снизу. Но всё равно нас увидели. Мы висели на деревьях, как мешки.

- Это кто там вверху? - спросил кто-то.
Я молчала и старалась придумать ответ побезопаснее.
- Да это чужаки, про которых нас предупредил тот отряд, - ответил второй. - они ранили их и оставили подыхать, не трогай их. Скоро уже действие яда завершится.

Я действительно поняла, что силы меня совсем покидают. Всё было как в тумане, от раны растекалась слабость. И тут белка сказала, что разгадала их пароль - эти люди используют "сок воронова крыла" в качестве противоядия. И протянула мне перо с какой-то чёрной жижей. Я помазала жижей рану, и стало получше, просто немота какая-то появилась.

Тут люди из леса прочухали, что что-то не так, и забрались на ветки посмотреть, что происходит. Столпились вокруг моего полудохлого тела и обсуждали, что со мной делать. Среди них я увидела Арагорна, который каким-то лесом сюда затесался, и решила, что негоже, если я тут подохну, а ему не достанется семейная реликвия. Сняла со своей руки кольцо Барахира (лол шта, не знаю, откуда оно у меня и зачем вдруг во сне взялся Толкин) и протянула ему. Он просиял в лице, крикнул "сестрёнка" и сказал лесным людям, что это свои, и нас оставили в покое.

Лесные люди объяснили, что чёрная жижа - это сильнодействующий наркотик, поэтому я сейчас никакой боли вообще не чувствую, а так-то я вся в ранах от сосновых веток. Я обернулась и увидела, что вся спина и ноги у меня в крови. Но меня утешили и сказали, что заживёт.

Мы побежали дальше, и в итоге лес закончился, за ним была конечная остановка трамвая, перед которой деревья расступались в прямом смысле - брали и отходили. А внутри трамвая горел свет, был зал, в котором шёл банкет. Все кормили нас пироженками и радовались. Никто не умер.

Снилось, что ем гигантские чебуреки за 30 рублей, которые краду у продавщицы-таджички и разогреваю в чугунной сковороде, наполненной доверху грязным шипящим маслом.

Иду дождливой осенью домой к маме из школы, уроки уже закончились, мне надо идти куда-то ещё, но я брожу по мокрому городу и иду домой. А она смотрит телевизор, там что-то про патриарха русской православной церкви. Я кричу, что всё это бред собачий, и как она не понимает, что ей врут. А она говорит мне про веру и то, что я не права.

Я сажусь на свёрнутый в рулон матрас и плачу. От того, что хотела просто прийти и поговорить, а вышло опять чёрти что. А мама ругает меня за то, что плачу.

Наверное, детство снится тем чаще, чем ты дальше от него.
___________________________________________

Читаю Бродского. Его имя настолько замусолили и затёрли, что стыдно уже даже признаваться, что он тебе нравится. Это как сказать в компании меломанов, что в восторге от Филиппа Киркорова (я ни в коем случае не хочу сравнивать талант с русской недомузыкой, просто пытаюсь передать ощущение).

От настоящей поэзии всегда остаётся привкус раздирающей тоски. И ощущение "дадада, я именно это хотел сказать, но не знал, как". Но главное, конечно, боль и тоска, даже в самых безобидных строчках вроде "дрозд щебечет в шевелюре кипариса". Не знаю, почему так. Моё литературоведческое прошлое ни капли мне здесь не пригодилось.