Часа с М чертовски мало, я привыкла сидеть с ним не меньше трёх. Сегодня день разговоров.

Бу уехала на дачу в 4 утра. Мы с отцом помогли спустить сумки. Он ещё курил у подъезда, а я уже сидела на своем подоконнике и слушала тишину квартиры. Ни Тохи, ни Капы, ни Аськи, всё зверье на природе. Осталась только шерсть повсюду и грязная кастрюля в раковине.

До шести смотрела предвыборные ролики и изучала кампанию Навального: про кубы, встречи, работу штаба. Занимательно. Здесь не место политике, хотя я прониклась всерьез и теперь наивно верю в невозможное лучшее.

В полдень или даже позже разбудил отец, накормил завтраком и сделал кофе. Обсудили дальнейший план ремонта и ещё по мелочам. Довез до метро. Кофе аукнулось дрожащими руками, жаром и головокружением, несчастному гипотонику его нельзя, пора смириться.

На кпп ждала час, ещё час встречи. Из этого времени поцелуев - минут восемь. Мы заново научились говорить, будто видимся не раз в неделю, а каждый вечер пьем вместе чай. Это непросто. Подгоняю его, "уходи". Что-то во мне щелкает, теряю голос. В пятый раз за этот месяц. Говорю на школьном немом, "я тебя люблю" угадывает, остальное - мимо. Девушка через стол плачет уже третий раз. Красивая. М обнимает меня, а я расцеловываю его щеки и утыкаюсь своими в шею - форма колючая. "Завтра отец приедет". "Значит, мне не приезжать до обеда?" "Нет. Скоординируйтесь там". "Я не поеду с ними". М кажется, что всё хорошо, а мне некомфортно с этими людьми. Минус один день. Минус минимум три часа вместе. Что за невезение?

На мне осенние сапоги, что отдала мама, малиновые. Серые шорты и серый плащ. Огромный отцовский черный зонт в руках. Пропускаю трамвай, пишу Т "только час". Т пишет, что увала сегодня нет. Я знала, конечно.

В метро слушаю песни, шевеля губами. Улыбаюсь пассажирам. Прострация. У двери квартиры не могу найти ключи. Доедаю рыбу из кастрюли, отец оставил. Сажусь на подоконник и стараюсь не думать о сигаретах. М просил не начинать. Я сильная девочка, но когда ждешь двоих самых близких из армии, это полный дурдом.

Делаем с отцом дверь. Полное взаимопонимание. Смеемся, болтаем, слушаем AC/DC. "Тебя музыка не напрягает?" "Хорошая музыка". Удивляемся, как бу смотрит "Пусть говорят" и паршивые русские сериалы. Рассказывает анекдоты. Дает мне отвертку и уходит курить. Справляюсь с шурупами.

После сидим на кухне, едим нутеллу со свердловской булкой. Просит достать колбасу. Я объявляю ночной жор и достаю мясо. Говорим за жизнь и о насущном. Так… легко. У меня настроение хорошее. На кухне чисто, висят свежие полотенца, а тарелки на своих местах. Эти девять дней хозяйства будут отличными, сколько надо успеть!

Самые одинокие выходные за всё лето. Не знаю, случайно это вышло, или отец чувствует, что я в печали, но он очень мне сегодня помог. Я не могу даже в одном помещении с ним находиться, а тут не по-соседски, а тепло и родственно. Пишу и слезка - кап. Т не позвонил, меня ждет очередная бессонница. Но я сегодня легла сегодня, и день прожит не зря.

Янка говорит, она уже всех активисток нашей группы "ждуль" повстречала, её узнают. "Неужели у меня внешность такая запоминающаяся?" Внимательно разглядываю её: прямая чёлка, волосы собраны в хвост, средне-каштановые, натуральные, глаза карие, живые, я про такие люблю писать "чайный огонёк". Я сама её со спины узнала, когда к дежурному подошла, окликнула, выбежала за ней в коридор. Янка, кажется, с нашей первой встречи ещё больше похудела. Выше меня на 5 сантиметров, но когда идём рядом, хочется обвинить мерило в наглом обмане.

- А ты одна?
- С кем мне ещё быть? Разве что с Т, но он спит.
Протягивает "ясно-о", подставляет к столику ещё стул, принципиально не садится на соседний со мной. Отодвигаю сумку с края стола для её локоточка.
- Кушать будешь? Шоколад? Сыр? Круасан?
- Нет, спасибо, я еле встала. Мы, это… дули.
Уже ничему не удивляюсь, хотя в первую встречу слова "закрыли мой любимый ларёк со стаффом" стали откровением.
- Захотелось попробовать. Я такие вертолётики ловила!
- И зачем?
- Да перебрала что-то.
Янка медленно просыпается, глаза тянут за собой губы, руки, сознание. Рассказывает мельком про работу, весёлую ночь, подругу и чудо-мальчика. Тут появляется Тима, говорит, "знакомь!" Янин вопрос "Как тебя зовут?" выносит.
- Марс.
- Это Даша.
Тима протягивает руку. "У М сейчас построение. Мы же в разных батальонах." Понимающе киваю и угощаю клубничной милкой, которую хотело отдать дежурному. Радует меня эта морда, уже родная. В прошлый раз спрашивало, зачем это я из рыжей зелёной стала.

… выходит, наконец, с кпп. Созванивается с чудо-мальчиком, спрашивает у меня ориентир у метро. "Кофе Хауз," - отвечаю, не задумываясь. Кладёт трубку, жалобно-сомнительно протягивает: "Мы пойдём пешком?" "Да, тут близко." Всего три остановки, а она ни разу в окно не смотрела, не узнаёт поворотов. На Авиамоторной помимо наших "красных стен" МЭИ и ВЭИ, ещё гостиница и кафе Лефортово.

Говорим про личные рамки, общественную мораль и пользу влюблённости.
- Я заочно знала его полтора года, подруга познакомила только две недели назад. Знаешь, сразу поняла, что это мой человек, я давно так не смеялась, у нас столько общих тем, всё говорим-говорим!
- Ты Тиме не хочешь рассказать?
- Уверена, он обо всём догадывается. Слушай, я всё равно поступлю по-своему и не буду слушать, что мне говорят. В том числе и ты. Я чувствую ответственность.
- Ты же понимаешь, что рано или поздно всё равно уйдёшь?
- Я уходила уже три раза. Всегда возвращалась и он меня прощал.

Янку раздражают мои замечания и рассуждения. Ей физически рядом со мной неприятно, могла бы - на другую сторону дороги перешла. Она же - хрупкость, её так легко обидеть, до слёз довести. Так странно видеть, как эта невесомая девочка вот уже четвёртый год ломает чью-то судьбу. Абсолютно безнаказанно.

Я затыкаюсь и выдерживаю тишину до самого метро. Прощается через плечо, "ну, увидимся", и упархивает к своему чудо-мальчику, который её сюда привёз, купил Тиме сладости и носки, а теперь забирает. Кто знает, может быть, уже насовсем?