Этот мир превращается в дыру без тебя, он безвкусен, и тих, и несмотря на то что мы одно целое, ты все грозишься уйти. Под вечер в стихах говорим чтоб не уснуть, ищешь, где твоя дорога, ждёшь, когда придёт уют. Я клянусь, что это был последний раз, вчера самый последний. И молю чтоб конец плавно перетек в начало.
Все остальные счастливы, раздают фальшивые улыбки направо и налево, они смотрят своими огромными глазами, приторно сладкими, и инопланетными, и им кажется что это я пришелец, а не они, со своими предрассудками.
Время может и стремительно, и могу за ним не успевать, но мне кажется оно тягуче уютное для нас. И несколько нежное в своих порывах неизбежности.
Поймай меня.
Танцуй со мной.
Ломай меня, играючи и так легко.

Улицы и переулки где разбросана душа. Дни рассыпаны на крыше, словно зазывая посмотреть, но я так и не найду в себе сил прогулять это время. Все чаще мне кажется, что ничего не существует. Ни Тебя. Ни меня. Никого вокруг нас и ничего внутри нас. Ни души, не тех мифических струн, на которых так любят играть поверенные, направляя волю в нужное русло. Было что то… Было что то еще, особое, способное… Но эти воспоминания словно ларец обтянутый цепями, без единого намека на ключ.

По твоей шее ползут трещины. Губы сухи как кора старого дуба. Кожа бледная как мел. Как я люблю тебя в этом состоянии, а ты все так же тихо ненавидишь, за то что я сделаю со своим телом. К сожалению мне никогда не достигнуть этого, нам видимо не разделиться, и не жить без взаимных беспокойств. В один прекрасный момент ты была порождена этим чёрствым сердцем, что почти усохло, но ещё живо. Ты лишь инструмент души.
Не уверен, что ты ещё веришь в этот мир, но знаю я, ты изменяешь мир сильнее, и не затмить ему тебя. Сливая всё в единый стон, закручивая краски в такое нелепое сочетание, что не могу быть уверен, ты ли порождение моих тайных желаний — часть души, или же кара посланная временем? Как вчера, как сегодня, как через тысячу лет. Ты подходишь к родным звукам и пытаешься позвать, но они бегут с испугом, не желая тебя знать…
Твои мысли порой заменяют всё собственное, что удалось построить совместными усилиями. Они не во что не хотят верить. Они чудовищно упрямы и беззастенчиво жестоки. Как и ты, моя нестерпимость… как и ты.
Но мы познаем, что Бездна не бесконечна.

Дошел до лайна и испортил рисунок. Чувствую опустошение, оказывается это достаточно сложно переходить резко из одной стилистики в другую. Мне совестно, что это случилось с Алхимик. Вздохнуть и собраться. Начать заново.

Потерпел фиаско с первой попыткой. Понадеялся на возможность вернуться назад, но фотошопу не помешало затереть все слои. И как только мог забыть, что фотошопу никогда ничего не мешает, ежели дело касается затереть твой прогресс. Ну чтож, больше бэкапа богу бэкапа.

Он как то резко выгибается, неловко закрывая дыру в плече, спрашивает:
-Ну а кто у нас, таких, есть?
Нечто неуместное. Лежу на кресле, на балконе, дышу его дымом, и кровь его все равно попадает на меня, ибо рана свежая и глубокая.
У меня есть? Задумываюсь. Да никого нет, и никогда не будет на самом деле. В этом то и дело.
Я не пью обезболивающие. Он докуривает сигарету, и идет мыть пол. За окном был удушливый и громкий, Ростовский вечер.

Кто то скажет, что у меня невероятные шрамы…
Которые напоминают мне о самом больном, ведь в каждый из них, вложены килограммы боли, километры тоски, гигабайты несказанного.
Когда-нибудь в старости, я посмотрю на них, и скажу…
Я не жалею.
И не желаю.
Так вышло, что мне намного проще резать себя, словно кусок мяса, чем переживать душевные муки. Мне намного проще пережить физическую боль, чем душевную. На эту долю выпало всё самое странное — в общем-то, кто то запивает тоску алкоголем. Но я не желаю забываться и забыть.
Именно это, то что не подвластно другим. За границей дозволенного.

История, что останется под кожей. Это карта, по которой можно найти меня. Настоящего. Чистого.
Пройдя по еле видным путям, с музыкой в голове, следуя неразличимым знакам, в очередной раз окунуться с головой в воспоминания. Рассыпаться золотом по сбитым плечам. Истории соскальзывают с губ, и стекают к ключицам. Кожа все тоньше.

Я скопище шрамов? В этом ли дело?

Что пол года рисуется, чистится еще сутки будет - или как наказать себя большим долгостроем, чисткой сканов, совмещением линий и прочего. Любит этот Чужак добавление сложностей.

Напиши ему письмо в никуда. Без адреса, но с адресатом.
Так много нужно сказать, так мало можно сказать…
Стоит взять черный, и почерк кардинально меняется, едва ли к лучшему, но эти начертания больше всего походят на те, во времена писем из детского дома. Всё те же, изъеденные временем листы.
Я пишу, хоть и отправлять больше некуда. Это похоже на неизбежность.
У вечности есть свойство - играя, соединять далёкое, и уносить их по реке незыблемости бытия. Нечаянно казалось, что я хотел вернуться, но уже другим существом. Туда где есть адрес для твоих писем.

Кусочки ломаных линий, что плавно висели в воздухе. С неба опадает серый пепел, покрывая последние разметки дороги, больше похожей на проезжую часть. Ни я, ни сама дорога не может определить свое направление. Я иду не спеша, без боязни что участком под ногами расколется, и тело мое упадет в белое марево тумана. Мне не важно куда идти. По бокам горят изогнутые столбы фонарей. Подойду ближе, а они сгибаются еще сильнее, подобно старикам в полупоклоне, приветствуя. Головы их украшает шапка пепла, медленно опадающая вниз. И фонарям не расскажешь всей правды.

Ломаная, но прямая. Она сама выбирает куда мне идти, отсекая путь кусочками. У края все серо, словно накурено. Сколько раз здесь проходили? Я вижу измотанных, огорченных теней, сидящих на краю, через их немые рты рвутся наружу тонкие струи тумана, расползающегося по телам фонарей. Я тихо ухожу, этот путь еще не закончен. Надеюсь на это. От полотна спускается лестница, плавно уходящая вниз. Кажется что она висит в воздухе. Перила тонкие, хоть и выглядят металлическими, и я не хочу разрушить эту иллюзию неосторожным движением.

Может вы тоже представляли свою дорогу бегущей по полю ниточкой. Проселочную дорогу, по которой ходят исключительно босиком. Она могла быть короткой, закрученной как кольца змеи. А сейчас, я не могу сказать как долго продлится этот путь. Сколько отведено мне? И так не хочется задумываться о том, что осталось позади.

Здравствуй. Завтра не существует. Не существует ни одной упущенной возможности или повода для запар — у тебя никогда не было ничего из того, что ты упустил — ты ничего не потерял. И с каждым принятым решением мы ничего не теряем. Ты не становишься неполноценным или презренным. Думаешь упустил в жизни нечто важное и это значит, что у тебя больше этого не будет? Вдумайся. Мы. Ничего. Не теряем.
Мечтая и ставя цели, ты только приобретаешь. Совершая то, что ты называешь ошибками, ты тоже только приобретаешь. Ты становишься лучше, сильнее, выносливее, опытнее. Совершая ошибки - не теряешь ничего. Любая победа или достижение создает чувство удовлетворения и радости, а поражение — как иллюзия депрессии или упадка сил. На самом деле ты не становишься хуже.
Казалось бы, никто и ничто никогда не сможет от тебя отнять ни кусочка. Но боль так реальна.
Таков наш мир.

В своё время мне очень полюбились эти усатые старички на колесах. Троллейбусы.
Мирные и не торопливые, плавно следующие своему маршруту год за годом. Имеющие свою атмосферу и своих людей. А люди здесь никогда не торопятся, а может и торопятся, но тщательно скрывают это. Здесь нет давок, нет криков, только тихий уют.

Огромные, просто огромные окна, что кажется составляют большую часть его. Для таких жадных поглотителей видов, окно — дверца в другое измерение. И что бы мне не говорили, и сколько бы мне не говорили, часами могу рассматривать одни и те же пейзажи одного и того же маршрута.
Я усаживаюсь на самое высокое место, на колесо усатого, прижимаясь плечом к стеклу, и весь путь чувствую покачивание, тяжелые напряги при разгоне, и каждый вздох этого гиганта. Только он умеет полностью замолкать. Будто совсем устав, решил вздремнуть посреди дороги, а светофор нарочито замедляет ход зеленого, чтоб дать своему другу побольше отдыха.
Залив — набережная, здравствуй. До встречи сквер Чапаева. Я знаю мы еще увидимся на обратном пути, и даже завтра. А если не завтра, так кто то другой уже будет сидеть на этом же месте, и так же увлеченно рассматривать окно.

И свежеиспеченное солнце прорывается сквозь всё его тело, согревая осыпающуюся краску с боков. Но он никогда не устанет, и даже если ты не спешишь, то никогда не опоздаешь. Во всяком случае, как долго бы не ждал нашей встречи, не проходило лишней минутки, до конечной остановки.
Фонари освещают воспоминаний дорогу, в последние часы дня. Иногда мне удается встретить знакомца. Я уверен, что могу узнать его. По цвету, по шуму, по старому номеру на стекле с правой стороны.

898. 789. Я помню. Это самые старые, почетные ветераны, что переживут и меня тоже.
Пусть сломается всё во что я так верил, но только не шум приближающегося троллейбуса.